Я - начальник, ты - дурак - Александр Щелоков Страница 2
Я - начальник, ты - дурак - Александр Щелоков читать онлайн бесплатно
Ракеты огненными шарами проносились над полем, впивались в темные глыбы танков, которые тут же вспыхивали огненными факелами.
Хрущев нервно прохаживался по помосту, на котором располагалось начальство, то и дело доставал носовой платок, вытирал лысину, восторженно охал, когда над очередным танком вздымалось пламя.
Когда стрельба прекратилась, взоры военных обратились к Хрущеву.
Великий стратег выпятил пузо. Он понимал: все ждут его оценки. А любая его оценка должна быть конкретно-исторической. И Хрущев ее тут же выдал:
— Эпоха танков окончена., — он произнес это торжественным тоном, скорее всего свято веря, что его слова войдут в историю, что их назовут провидческими, пророческими. — Больше их строить не будем. Танки из войн уйдут навсегда.
Присутствовавшие ошеломленно молчали. Генералы смелы на поле боя. Возражать политическому руководству осмеливается далеко не каждый. Все знают: возражение может обойтись себе дороже.
Но смельчак нашелся. Им оказался Главный маршал бронетанковых войск Павел Алексеевич Ротмистров. Усы его вдруг зашевелились, глаза под очками яростно сверкнули и сузились. Видимо также — сурово и зло — маршал оглядывал поле боя под Прохоровкой, где в ходе Курской битвы его танковая армия столкнулась с фашистскими панцер-дивизиями «Рейх», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», и две стальные силы стали ломить одна другую.
Ротмистров сделал шаг вперед и взволнованно сказал:
— Товарищ Хрущев, говорить, что эпоха танков окончена, это…
Лысина Хрущева заметно порозовела. Носители власти не терпят, когда в верности их мнений кто-то пытается усомниться.
— Что э т о?
Хрущев, надо признать, был политиком умудренным. Он вырос с кругу тонких интриг и безжалостной подковерной борьбы с соперниками и конкурентами. Произойди разговор в кабинете генерального секретаря ЦК КПСС неизвестно кем бы вышел оттуда Главный маршал бронетанковых войск — полковником или ефрейтором. Но все случилось на виду у множества других высоких генералов, тех, в ком Хрущев видел свою опору, и потому поддаваться синдрому купецкого поведения «Моему ндраву не препятствуй» было опасно.
Тем не менее в вопросе и особенно в тоне, каким он был задан, прозвучала плохо скрываемое раздражение:
— Что э т о?
Но и Ротмистров был не лыком шит. Сколь ни крепка танковая лобовая броня, но конструкторы не забыли обеспечить машину и задним ходом.
— Это то, товарищ Никита Сергеевич, что нам с вами здесь слегка втерли очки. Я хотел бы взглянуть на этих ракетчиков, если бы танки тоже вели по ним прицельный огонь. Если хотите проверить, то я сам готов сесть в машину и тогда мы посмотрим.
В глазах генералов, которые стояли тесным кругом, Хрущев прочел, что они согласны с Главным маршалом. Значит, настаивать на своем было опасно. Плешь Хрущева медленно обретала нормальный колер и блеск.
К Ротмистрову приблизился Малиновский.
— Павел Алексеевич, не горячись. Нельзя же все воспринимать так буквально. ПТУРСы — оружие страшное. Это и хотел сказать Никита Сергеевич. А как быть с танками — тут еще придется подумать…
Уезжая с полигона, Малиновский сел в одну машину с Хрущевым. О чем уж они говорили в дороге не знает никто. Однако, когда кавалькада остановилась на перекрестке перед Голицино (Хрущев здесь сворачивал налево) он вышел из машины попрощаться. Улыбнулся Ротмистрову:
— Не волнуйся, тебе танк сохраним…
Минуло полсотни лет. За порогом — двадцать первый век. Спроси сегодня среднестатистического жителя России, кто такой Никита, далеко не каждый поймет о ком идет речь. Танки до сих пор существуют во всех армиях мира. Параллельно с ними на вооружении пехотных подразделений имеются ПТУРЫ. И никто еще не сказал, что эпоха этих видов оружия закончилось. Никто, кроме Хрущева, чья собственная эпоха пришла к концу раньше танковой.
«Видный политический деятель» эпохи Хрущева Николай Викторович Подгорный, как и все члены Политбюро ЦК партии разбирался в армейских делах и имел свое мнение по всем военным вопросам. Однажды, беседуя с группой генералов в кулуарах большого совещания, он продемонстрировал свое знание военной истории.
— До Суворова войска уже переходили Альпы. Под командованием этого… Как его?… Ну, людоед, который…
Генералы молчали, не зная, что и подумать. Выручил догадливый член Военного Совета Московского военного округа генерал Никита Васильевич Егоров.
— Ганнибал, — подсказал он.
— Ну, — обрадовано согласился Подгорный. — Я же и говорил — каннибал.
Высшие руководители Коммунистической партии и Советского правительства приехали на полигон, где устраивался показ новой боевой техники. Артиллерист-полковник, которому поручили знакомить гостей с новыми орудиями, рассказывал:
— Подходит к моей экспозиции Брежнев со свитой. Вальяжный такой, обаятельно улыбается. Спрашивает: «И что это за пушка?» Меня черт дернул, поправить: «Это не пушка, а гаубица». И дал пояснения. Главный военный герой страны помрачнел, но объяснения выслушал. Перешли к следующему орудию. «Что это за гаубица?» — спросил Брежнев. Мне неудобно, но все же снова поправил: «Это как раз и есть пушка». Дорогой Леонид Ильич потемнел от моей наглости и обиженно отошел. Слушать моих объяснений не стал. Все остальные двинулись за ним. Как я понял, техника мало волновало вождей. Им важнее было присутствовать там, где был Брежнев. Последнее, что я услышал, были слова отходившего со всеми вместе маршала Гречко, обращенные к какому-то генералу: «Этого мудака полковника к общению с руководителями высокого ранга не подпускайте ни на пушечный, ни на гаубичный выстрел. Пусть хамит в других местах».
Короче, ельцинские «тридцать восемь снайперов» в захваченном бандитами селе Первомайском — это не открытие, президента, которое может претендовать на приоритет, а всего лишь продолжение исторических традиций советского политического руководства российской армией.
Следуя правилам русской грамоты, написал заголовок, а сам для себя читаю его по-иному:
КОМАНДИРА
Потому что именно так, с ударением на последней «а», которая нахальным наскоком выбила с законного места букву «ы», произносили это слово старые кавалеристы. И причиной тому было не манерничанье, не стремление к оригинальности, а житейская необходимость.
Открывать публично собственные изъяны не так-то приятно, но здесь от признания не уйти. Сознаюсь: у меня, у человека, мать которого была певицей и преподавала музыку, абсолютно нет слуха. «Рябинушку» от «Калинки» отличаю, поскольку мелодии этих песен в памяти улеглись рядом с удивительно выразительными словами. А вот песню без слов Мендельсона от симфонии «ре минор» или «фа мажор», убей, отличить не сумею. Не помогут делу и ноты.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии