Уилт - Том Шарп Страница 19

— Природа так похотлива, — заметила Салли, освещая фонарем водоросли через иллюминатор. — Посмотрите на камыш. Он определенно прототип фаллоса, не так ли, Джи?

— Камыш? — переспросил Гаскелл, беспомощно разглядывая карту. — Камыш меня не вдохновляет.

— Схемы, похоже, тоже.

— Карты, детка, морские карты.

— Ну и где мы?

— А черт его знает. Мы или в Лягушачьем плесе или в проливе Фен. Точнее сказать не могу.

— Предпочитаю последнее. Обожаю проливы. Ева, солнце мое, не выпить ли нам еще кофе? Я хочу не спать всю ночь и дождаться восхода над камышами.

— Без меня, — сказал Гаскелл. — Я сыт по горло прошлой ночью. Этот сумасшедший парень с куклой в ванне, да еще Шей порезался. Для одного дня более чем достаточно. Кто как, а я в койку.

— На палубу, — сказала Салли, — будешь спать на палубе, Джи. Ева и я — в каюте. Втроем там тесно.

— Втроем? Да с этими сиськами вас никак не меньше пяти. Ладно, я сплю на палубе. Нам придется пораньше встать, чтобы сняться с этой проклятой мели.

— Капитан Прингшейм посадил нас на мель, не так ли, крошка?

— Это все карты виноваты. На них не указаны точные глубины.

— Знай ты, где мы находимся, так, возможно, обнаружил бы, что и глубина указана. Какой толк знать, что глубина три фута…

— Морских саженей, дорогая, морских саженей.

— Три морские сажени в Лягушачьем плесе, в то время как на самом деле мы в проливе Фен.

— Ну, где бы мы ни были, самое время начать молиться, чтобы был прилив и снял нас с мели, — сказал Гаскелл.

— Господи, Гаскелл, ты у нас ловкач, — сказала Салли.

— Отчего ты не мог держаться посредине реки? Нет же, тебе потребовалось на всех парах рвануть по этому ручейку и вляпаться прямо в грязь. И все почему? Из-за этих чертовых уток.

— Болотные птицы, детка. Не просто утки.

— Ну пусть болотные птицы. Ты захотел их сфотографировать, и в результате мы попали туда, куда никто в здравом уме на катере не полезет. Кто, ты думаешь, здесь может появиться? Джонатан по прозвищу Чайка?

* * *

Ева на камбузе варила кофе. На ней было ярко-красное эластичное бикини Салли, которое ей было маловато. В некоторых местах она из него выпирала, тогда как в других оно так натягивалось, что подчеркивало больше, чем скрывало. Но это все же лучше, чем ходить голой, хотя Салли сказала, что ходить голой — значит быть эмансипированной, и пусть она вспомнит индейцев с Амазонки. Ей надо было бы взять свои вещи, но Салли торопила ее. А теперь у нее только лимонная пижама и бикини. Честно говоря, Салли здорово раскомандовалась.

— Эластик двойного назначения, крошка, — сказала Салли. — К тому же у Джи пунктик насчет пластика, правда, Джи?

— С точки зрения биодеградации да.

— Биодеградации? — переспросила Ева в надежде быть посвященной в еще один аспект женской эмансипации.

— Пластиковые бутылки, которые разлагаются, вместо того чтобы валяться повсюду, образуя экологическое болото, — сказала Салли, открывая иллюминатор и выбрасывая за борт пустую пачку от сигарет. — Это дело жизни Гаскелла. Это и утилизация отходов. Вечная утилизация.

— Правильно, — подтвердил Гаскелл. — На сегодняшний день запланированное устаревание в автомобильной промышленности нас уже не устраивает. Что нам нужно, так это встроенная биодеградационная растворимость в кратчайший срок.

Ева слушала, и хоть ничего не понимала, зато ощущала себя в центре некоего интеллектуального мира, далеко превосходящего тот, в котором существовали Генри и его друзья с их скучными разговорами о новых курсах лекций и студентах.

— У нас есть компостная куча в углу сада, — сказала Ева, наконец сообразив, о чем идет речь. — Я туда сбрасываю картофельные очистки и другие отбросы.

Гаскелл возвел глаза к крыше каюты. Поправка. К верхней палубе.

— Кстати, об отбросах, — сказала Салли, любовно поглаживая Евин зад. — Интересно, как там у Генри дела с Джуди?

Ева содрогнулась. Забыть о Генри и кукле в ванне было невозможно.

— Не могу понять, что на него нашло, — сказала она, хмуро взглянув на хихикнувшего Гаскелла. — Он мне никогда не изменял, и все такое. Он не такой, как все… У Патрика Моттрама постоянно шашни с разными женщинами, но Генри всегда был порядочным в этом отношении. Он тихий и не очень напористый, но никто не может назвать его шлендрой.

— Ну конечно, — сказал Гаскелл, — у него предубеждение против секса. Просто сердце разрывается, как его жалко.

— Не понимаю, почему вы считаете, что если он мне не изменяет, значит, у него не все в порядке, — обиделась Ева.

— Джи имел в виду не это, правда, Джи? — сказала Салли. — Он считает, что в браке должна быть настоящая свобода. Никакого господства, никакой ревности, никакого чувства собственности. Джи, я верно говорю?

— Верно, — кивнул Гаскелл.

— Знаешь, как проверяется настоящая любовь? Ты смотришь, как твоя жена трахается с другим, и все равно продолжаешь ее любить, — продолжала Салли.

— Я никогда не смогла бы смотреть, как Генри… — сказала Ева. — Никогда.

— Значит, ты его не любишь. Ты чувствуешь себя неуверенно. Ты ему не доверяешь.

— Доверять ему? — сказала Ева. — Если Генри переспал с другой женщиной, то как я могу ему доверять? Зачем тогда он на мне женился?

— Это сложный вопрос, — заметил Гаскелл и, прихватив спальный мешок, направился на палубу. За его спиной Ева начала рыдать.

— Тихо, тихо, — сказала Салли, обнимая Еву. — Джи просто пошутил. Он ничего такого не хотел сказать.

— Не в этом дело, — сказала Ева, — я что-то последнее время перестала что-либо понимать. Все так сложно.

* * *

— Господи, что с тобой, ну у тебя и вид, — сказал Питер Брейнтри, открывая Уилту дверь.

— Я скверно себя чувствую. — признался Уилт. — Ох уж этот джин.

— Ты хочешь сказать, Ева не вернулась? — спросил Брейнтри, направляясь по коридору на кухню.

— Когда я пришел домой, ее не было, — ответил Уилт. — Только записка о том, что она уезжает с Прингшеймами, чтобы обо всем подумать.

— Подумать обо всем? Ева? О чем обо всем?

— Ну… — начал было Уилт, но вовремя остановился.

— Наверное, она имеет в виду эту историю с Салли. Она сказала, что никогда меня не простит.