Планета Героев - Сергей Шведов Страница 14

– Что это было? – спросила Дарья.

– Соловей-разбойник, вероятно.

– Это же сказки! – возмутилась Дарья.

– А вот мы сейчас проверим, что за тип нам тут сказки в быль превращает!

Впереди что-то забрезжило, и Ник радостно присвистнул. И Дарья тоже заторопилась. Все-таки она молодец – ничего не боится.

– Вик, ты что, заснул?

И ничего я не заснул, а просто задумался. Не заметил даже, как мы на поляну вышли. А все потому, что не под ноги смотрел, а на Дарью. Вообще-то, конечно, зря я отвлекся: мало ли что могло произойти? С другой стороны, а на кого мне еще смотреть? Многие, наверное, начнут хмыкать по этому поводу: мол, влюбился, как мальчишка, прилип к юбке, и все такое... Ну, во-первых, никакой юбки на Дарье не было, она шла в штанах, а во-вторых, Герой – он тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Он вполне может любить свою жену, и ничего в этом предосудительного нет. Тем более что Дарья – вон какая красивая: волосы на солнце золотом горят, глаза синие-синие... Только сердитые почему-то.

– Нет, Вик, ты у меня просто ненормальный! Тут Соловей-разбойник, а он про любовь!

Подумаешь, Соловей! Или я Соловьев не видел раньше?.. Хотя, если честно признаться, Соловьев-разбойников я пока еще не встречал... Только с жабовидными пщаками дрался на Ытухтаре полгода назад. Ох и попало же нам тогда от Ма, поскольку мы без спроса туда отправились. Мне особенно. По заднему месту. У Ма рука тяжелая, когда она сердится... Конечно, Герой не должен позволять себя бить, но я ведь еще не Герой... А потом, с Ма не очень-то поспоришь: это вам не жабовидный пщак! Уж на что у нас Па Герой и король, а и то иной раз пасует перед Ма.

– Вон он,– указал Ник.– Притаился, гад!

Дуб был громадный – лет, наверное, под пятьсот. На таком мы все могли бы без труда укрыться, а не только Соловей-разбойник.

– Сейчас плату потребует,– прошептала Дарья.– А у нас нет.

– Ничего,– усмехнулся Ник.– Я ему заплачу – мало не покажется!

И поднял автомат. Только, по-моему, зря. Соловья пулей не возьмешь, даже серебряной. У него наверняка барьер или искривление пространства.

– Стрелять не умеешь! – возмутилась Дарья.– В дерево – и то не попал! Дай я попробую.

Ник со мной согласился, а Дарья никак не могла взять в толк про искривленное пространство и все порывалась выстрелить.

– Эй,– крикнул Ник,– выходи, образина!

Сунул два пальца в рот и свистнул. Ник умеет свистеть, не хуже Соловья – правда, не так громко. Дарья даже присела от неожиданности.

Что-то затрещало в ветвях дуба, и на поляну вывалилось чудо-юдо. Так себе мужичонка – метра полтора ростом, на кривых ногах, бороденка плевая и нечесаная вдобавок. Но держался бодро. Нахально, я бы даже сказал, держался. Через губу поплевывал, гад, а губа длинная – чуть не до самой шеи. Смотреть противно. Строит из себя крутого пщака!

– Покажи дорогу к Кощею,– предложил Ник,– и живи себе.

– А стреляли зачем?

Скажите, какая цаца, уж и пострелять нельзя! Надулся, как индюк, и глазками из-под мохнатых бровей посверкивает. Напугал. Да мы и не таких видывали!

– А свистел зачем? – Это уже я спросил, чтобы не задавался.

Соловей расплылся в улыбке, словно ему медовый пряник показали. Зубы-то, наверное, тысячу лет не чищены.

– Капитолина тут намедни пролетала: жди, грит, героев и трепещи.

И паскудно, представьте себе, захихикал. Даже ножкой от удовольствия начал притопывать.

– Дать ему в ухо? – спросил Ник.

– Можно,– согласился я.– Чтобы уважал.

Я Ника знаю: у него рука тяжелая – зря Соловей с ним связался. Конечно, Ник ударил не в полную силу, но губастому хватило – только красные сапожки над кустом мелькнули. Минут пять, наверное, он там листьями шуршал – в себя приходил, а потом вылетел оттуда, как пробка из бутылки с шипучим вином. Слюной начал брызгать, а уж как ругался – я такой ругани сроду не слышал.

– Добавить? – спросил Ник сердобольно.

Соловей надулся, покраснел, как помидор, свернул свою губищу в трубочку и засвистел. Я едва успел барьер звуковой поставить, чтобы Дарью защитить. Тут уж Ник врезал ему от всей души, по-настоящему, еще и ногой добавил. Тот сразу заткнулся, долго чесался:

– Сказали бы сразу, что неместные...– Этот паразит, похоже, обиделся на нас.– Местные от моего свиста замертво падают.

– Еще раз свистнешь,– остерег его Ник,– убью.

– Стерва Капитолина.– Соловей выплюнул сломанный зуб.– Могла бы предупредить, что вы не с Земли, а я с вами – как с родными.

Издевался, что ли, гад? Но Ник его больше бить не стал: зачем же лишнее – у Соловья тоже гордость есть.

– Ладно,– сказал Свистун, немного подумав.– Провожу.

– Ой...– покачала головой Дарья.– Заведет он нас...

– В тридевятое царство! – хихикнул Соловей.

Что-то он, по-моему, слишком быстро очухался. Даже подмигнул моей Дарье. Нет, каков наглец! Хотел я было ему добавить, но Дарья помешала.

– Веди,– сказал Ник.– И смотри у меня – не ошибись дорогой.

– Для начала в мою избенку пожалуйте,– заюлил Соловей,– перекусить. Дорога длинная, да ночка лунная.

– А ночка при чем? – удивился я.

– Песня такая есть,– вздохнул Соловей,– по радио передают.

– А у вас здесь и радио есть? – всплеснула Дарья руками.

– У нас нет,– огорченно крякнул Соловей.– Сам – ни в какую! Не любит этого... технического прогресса. Как отцы-деды, грит, жили, так и мы будем жить... А отцы-деды когда жили – почитай мильон лет прошло!.. У Капитолины я радио слушал, когда в гостях был. И еще этот смотрел, как его...

– Телевизор,– подсказала Дарья.

– Вот-вот,– подтвердил Соловей.– Сила! Это же какая стрельба там шла! А мы все: катись яблочко по золотому блюдечку... И что в этом блюдечке увидишь? Сплошная политика! А хочется – для души...

Насчет избенки Свистун явно поскромничал. Хоромы – и это еще мягко сказано! Две сотни окон, наличники резные, крыльцо деревянными кружевами украшено... Богато Соловей живет, ничего не скажешь... Девки нам навстречу высыпали в красных сарафанах – красавицы.

– Ты куда смотришь?! – возмутилась Дарья.

Да никуда я не смотрел, куда мне смотреть-то? Что я, девок раньше не видел, что ли?

– Девки бравые,– сказал Ник.– Откуда столько?

– Ведьмы! – вздохнул Соловей.– И еще какие! Это вам они красавицами кажутся, а я-то их насквозь вижу – тысячу лет уж смотрю.

– Врешь поди,– не поверил Ник Свистуну.– Боишься, что отобьем.

– Тю! – сказал Соловей и, по-моему, искренне.– Да бери даром, только потом не жалуйся.