Безумное лето Рудольфа - Иоанна Фабицкая Страница 13

– Очередная безвольная женщина попала в лапы скучающего самца, – высказалась она о фильме.

И тут случилось невероятное. Отец встал, крякнул, подтянул джинсы фирмы «Дохлая кляча» и выдал:

– Кристина, она вовсе не безвольная. Просто она решила отправиться в прекрасное, хоть и тягостное, путешествие по символической розе ветров. Каждая из четырех составляющих розы имеет определенную коннотацию и охватывает область четко сформулированных ценностей, а также персональных, как женских, так и мужских, трансформаций. Ада покалечена специфическим образом, она немая, поэтому контактирует с миром, погружаясь в музыкальную мистерию. Она – воплощение не только темного женского начала, но и сакральной материнской, и эротичной любви. От мужского Солнца она берет энергию, подвергая себя опасности, и, по сути, именно Ада наиболее близка к искуплению. Связь с мужчиной имеет для нее характер священнодействия, посредством которого она достигает космических вершин.

Мама открыла было рот, но промолчала. Я тоже. Может, потому, что понял из сказанного только «четыре», «солнце» и «эротичный». Все-таки хорошо иметь такого умного отца! Теперь я знаю, в кого уродился, в папу – знатока и любителя кино.

Пожевав рисовых хлопьев, я пошел проветриться, так как атмосфера в доме явно стала накаляться. Интересно, каким теперь будет мамин ход. Отец почти никогда не имел собственного мнения, а сейчас в нем явно происходят перемены. Он даже записался на курсы английского языка для искусствоведов. Не знаю, правда, для чего, ведь он сам всегда говорил, что в Польше нет художественного рынка, люди боятся даже смотреть на произведения искусства, а не то что покупать их. Теперь отец собирается поставить на ноги галерею, в которой работает, а мама подначивает его:

– Только смотри, чтобы ноги были не глиняными. Иначе придется тебе малевать оленей на продажу!

Никак не пойму, что с родителями происходит. Похоже, скоро не на кого будет положиться, кроме Гонзо. Он единственный всегда остается самим собой – непредсказуемым.

Перед домом

Описываю по порядку. В скверике я увидел пани Ядвигу из дома напротив и ее приятельницу. Обе были в белых халатах и медицинских шапочках, потому что участвовали во всеобщей забастовке медсестер. Пани Ядвига с подругой бастуют перед домом, а не в больнице, ведь у них дети, за которыми нужно присматривать. Они по-соседски попросили меня подменить их на какое-то время, забастовка не должна прерываться, а сами побежали готовить обед.

А я пытался сообразить, каковы же мои требования. Ведь если я бастую, нужно что-нибудь требовать! В жизни у меня не было такого ответственного задания! Для начала надел халат и шапочку, а в руки взял бабушкину ночную посудину – символ унижения польских медсестер. Бабушке она пока не нужна, она стала чувствовать себя гораздо лучше с тех пор, как познакомилась с Клубнем. Я представлял себя Дастином Хоффманом в роли Тутси, но все время сомневался, действовать мне по Станиславскому или применить метод Гордона Крейга. В конце концов решил остановиться на Станиславском. Крейг своими экспериментами довел до безумия Айседору Дункан, и мне не хотелось закончить тем же. Если я проявлю актерское дарование, меня могут принять в местный театральный кружок. Пока что они утверждают, будто у меня завышенная самооценка. Надо будет посмотреть в маминых книжках, что они имеют в виду.

Банковская площадь

Ну я попал! Какой-то тип схватил меня железной рукой и впихнул в автобус, стоявший при въезде на Банковскую площадь. Я подумал, что меня похитили. Краем глаза заметил на площади полицейский кордон и толстую блондинку, которая кричала в микрофон:

– А теперь демонстрируем спасательную акцию!

Похитители посадили меня перед зеркалом, ослепили глаза лампой и начали начесывать мои волосы, приговаривая при этом: «Ой, как плохо, как плохо». Через минуту в автобус забежал парень в ковбойских сапогах и начал орать на меня:

– Почему так поздно? Вы, дамочка (!!!), должны были явиться полчаса назад. И кого они мне прислали? – ныл ковбой, осматривая меня с ног до головы. – Обещали хорошенькую медсестричку, а тут плоская доска с физиономией транссексуала.

Я не успел ответить. Тетка, что взбивала мне волосы, прыснула лаком мне прямо в глаза и выпихнула… на эстраду!

– А теперь поприветствуем медсестру из бригады «скорой помощи», пани… пани… Эулалию Венфлон!

Толпа захлопала, а находившиеся здесь же спецназовцы лихо съехали на землю по канатам.

– Начинаем показ фейерверка… простите, спасательной акции, – вопила нетрезвая ведущая. – Напоминаем наш девиз: «Жертвы дорожных происшествий в твоих руках». (Я запаниковал. Должно быть, меня с кем-то спутали. И мне очень хотелось в туалет!) Приглашаем добровольца! Жертвой любезно согласился стать директор гимназии номер три пан Зенон Мочевой… прошу прощения, да… пан Зенон Мочевой!

О черт! Я хотел дать деру, но охранник крепко держал меня за воротник. Пузырь не узнал меня, но мой вид все равно не внушил ему доверия. Он тоже стал вырываться, мы дергались на глазах жаждущей крови толпы. Ситуация складывалась катастрофическая! Толпа ревела, охранники держали нас, чтобы мы не сбежали, а пьяная блондинка путалась в проводах. Прежде чем рухнуть, она успела дать знак оркестру, и грянул «Свадебный марш» Мендельсона. Это было уже слишком! Я решил спасти положение, оказав Пузырю первую помощь. Повалил его на эстраду и, орудуя штативом от камеры, продемонстрировал, как обездвижить сломанную конечность. Пузырь что-то орал, но оркестровые трубы заглушали его вопли. Что делать дальше, я понятия не имел и на всякий случай обездвижил и вторую конечность. Пузырь больше не вырывался, но продолжал орать. Я вынул из кармана носовой платок (не совсем чистый) и заученным движением (многократно тренировался на случай смерти бабушки) подвязал ему челюсть. На этом мои познания были исчерпаны, но как раз в этот момент судьба послала мне спасение: пожарники развели огонь, и всех зрителей срочно эвакуировали. Используя всеобщее замешательство, я сорвал с себя ненавистный маскарад и смешался с толпой. Как Бонд. Джеймс Бонд.

Пробежав метра два, я остановился как вкопанный. У киоска с мороженым стояла худенькая японка и облизывала эскимо способом, подсмотренным мною в порнографических фильмах класса В, при этом она с нежностью глядела на моего отца! Папаша красовался в моей фирменной футболке «Адидас». Эту футболку я купил на деньги, заработанные на представлении в детском садике у Гонзо. Правда, представление закончилось провалом. Гонзо опозорил меня, сообщив детям, что я пускаю под одеялом газы, а потом сам же их нюхаю. Кое-кто из малышни разрыдался.

Отец стоял с блаженным выражением лица, какого я раньше никогда у него не видел. Уж не вербуют ли его в секту Муна?