Голова, которую рубили - Александр Матюхин Страница 12

— Но, Марья, я же… совсем же… чуть-чуть… ну? — вяло лепетал Сева. Он никогда не умел спорить с женщинами, и Марья это знала.

— Заплетается язык-то! Слова нормального сказать не можешь, а еще с больной почкой!

— Это не имеет значения, — Севин голос таял на глазах, — Да и не пил я сегодня… много.

— Не пил, значит? А запах от тебя идет, думаешь, мятный? Поверь мне, Сева, пахнет от тебя далеко не свежестью мятных листьев!

— А… м…я же ш… што? — Сева скис совсем.

— Вот тебе мой совет, — наставительно сказала Марья, почувствовавшая, что победа уже не за горами. — Как протрезвеешь — приходи. А если вздумаешь еще нажираться, ночуй где-нибудь в другом месте.

— Где? — сумел выдавить Сева, хотя мне казалось, что он уже на это неспособен.

— Я бы сказала где, да неприлично звучать будет, — подавила оставшиеся очаги сопротивления Марья. — Иди вон к своему Мусорщику в туалет, там и спи!

Думаю, не стоит говорить, что Сева, услышав последнюю фразу, побелел как мел.

— В туалет нельзя! — донеслось до меня. Неужели опять проговорится? — Там… там Витек ночует!

— У этого алкаша вроде квартира была!

— Ремонт там у него. Соседняя квартира загорелась, пламя и на него перекинулось. Коридор выгорел начисто, еще полкухни, и чуть было до комнаты не дошло. Благо пожарные вовремя п-подоспели.

— У нас еще и пожарные есть? — фыркнула Марья. — Вечно они не вовремя приезжают! Сгорело бы у него все на фиг, пользы бы больше было, да и мне головных болей меньше! Ладно, Сева, дорогой мой, сегодня ночуй где хочешь, чтоб в следующий раз знал, в каком состоянии домой возвращаться. А завтра обратно! И чтоб к шести дома был, трезвый как стеклышко, я котлеты пожарю.

Дверь захлопнулась, и по ступенькам гулко затопал спускающийся Сева.

— Видал? — кивнул он, надевая шапочку, на этот раз завернув под нее свои начинающие уже оттаивать уши. — Придется сегодня ночевать в парке, на скамейке… ил-ли еще куда подамся…

И он так на меня посмотрел, что сразу стало понятно, что он, Сева, ни в каком парке спать не хочет (холодно там, и все такое), а слабо надеется, что его лучший во всех отношениях друг Витя пригласит его, Севу, к себе домой. Всего-то на одну ночку. Там они выпьют чайку, посмотрят видак, и, так уж и быть, Сева ляжет в ванне. Можно даже без подушки, к чему такие удобства?

— Ночуй, гад, — добродушно сказал я. Ведь знаю же, что не отвяжется. Сева расцвел, порозовел и даже перестал сутулиться, что с ним случалось крайне редко. — Книгу взял?

— А то як же ш? — малопонятно ответил он и похлопал себя по пузу, где из-под куртки действительно что-то выпирало острым углом, — Ну, мы идем?

На пятом этаже та самая дверь с говорящей темнотой вновь была приоткрыта, и из мрака на нас явно смотрели.

До трамвая шли молча, каждый думал о своем, о наболевшем. Сева, скорее всего, размышлял о том, как бы больше с Марфой своей не ругаться, да еще, наверное, о вреде алкоголя, поскольку зимой спать в парке опасно для здоровья в целом и для почек в частности. А я думал о голове, лежащей у меня дома в ванной, и о том, что сегодня ночью придется выскакивать на мороз и топать через три дома до уличных мусорных баков. Надо будет взять с собой и Севу, чтоб не так страшно и скучно было идти.

В трамвае Сева принялся рассказывать забавную историю из жизни, когда он вышел на балкон-лоджию, да нечаянно там заперся (вот ведь фокусник!). Сидел до вечера, пока жена не пришла. Она и открыла. Оказалось еще, что у него в то время суп на плите стоял, выкипел он полностью, кастрюля почернела вся, включая крышку. Как квартира не сгорела к чертям собачьим — непонятно.

Народу в трамвае ехало мало. Время уже перевалило за три часа дня, обеды закончились, и люд честно отрабатывал свои деньги. К тому же на улице заметно похолодало. Но и между теми, кто ехал с нами, завязался разговор о вреде и пользе балконов и нужно ли вообще ставить на них замки. На рынке трамвай вновь потяжелел, на этот раз людьми, уезжающими с него…

Подойдя к дому, я вспомнил, что весь хлеб у меня съеден. Пришлось возвращаться к придорожным ларькам. Заодно на сложенные вместе Севины и мои деньги была приобретена бутылка пива, а на закуску — две пачки дешевеньких чипсов.

(«Может, три?» — спросил Сева, известный своей огромной любовью к чипсам и шоколадке «Виспа». Оказалось, что на третью пачку не хватает целого рубля, и мой тощий друг смирился.)

Стрельнув напоследок три сигаретки у прохожих, я и Сева направились к подъезду.

В квартире было заметно теплее, чем на улице, и я позволил себе облачиться в трико и футболку, не снимая, естественно, носков. Сева как был в джинсах, так и остался. Только стянул свой чудовищный свитер и теплую рубашку, оставшись в легкой рубашке с короткими для его гулливерских суставов рукавами.

Я поставил на плиту кастрюльку с супом. Сева сел на табуретку и стал не слишком аккуратно нарезать хлеб едва ли не прозрачными ломтиками. Лицо его при этом выражало такую сосредоточенность, что я не выдержал и громко рассмеялся.

— Смейся, смейся, лопух проклятый, — проворчал мой тощий друг. — Вот сгорит у тебя квартира, тогда я громко буду с-смеятся!!

— И с чего бы это она у меня сгореть должна? — удивился я.

— А просто т-так. Должно же у тебя хоть когда-нибудь что-нибудь сгореть?

— Тоже мне, нашел, что болтать. Ответь мне лучше, друг любезный, почему твоя жена меня алкашом назвала? Я вроде с ней всего-то пару раз виделся. Да и трезвый был как стеклышко.

— Понимаешь, Витя, т-тут дело так-кое… — замялся Сева, потупив острый нос в доску для резки хлеба. — Я же когда пьяный… ну… врать не м-могу совсем. Хочу, значит, н-но не могу. Это физическое что-то. Вот и получается, что прих-хожу я домой, Марья спрашивает: «С кем пил?» Ну а с кем я всегда пью? Или с тобой, или с Мусором. Вот и выходит, что вы с ним… того… алкоголики.

— Оторву я тебе когда-нибудь уши. — Я потряс половником.

Сева неопределенно хмыкнул и вновь склонился над хлебом.

— З-зараза!!

Я резко обернулся и обнаружил Севу, резво посасывающего большой палец левой руки.

— Порэзасся! — прошамкал он, — Не люблю резасся. Гадк-кое ощущение. У тебя пластырь есть? А то обмыть и продезинфицировать на-добн-но…

— Только не в раковине, — отрезал я, — Марш в ванную!

Сева покорно поплелся в ванную комнату. Я вернулся к супу и, обжигая пальцы, перенес кастрюлю на стол.

— Если полотенце мне замараешь — кадык вырву! — крикнул я. С Севы станется. Он еще и высморкаться может, если его заранее не предупредить.

В ответ раздался еще один вопль Севы, раза в два сильнее предыдущего, а за ним — звук падающего тела.

«Там же голова!» — мгновенно вспомнил я.