Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков

Один мужик по имени Филипп Пантелейкин построил на краю болота баню-сауну на финский лад. А Баенника не пригласил на жительство, не задобрил – ни хлеба ему не принес, ни соли, даже черную курицу под порогом не похоронил.

А Баенник не гордый, он и без приглашения сам вселился в сауну, устроился под скамейкой и знай себе поживает. В холода на каменке греется, в жару водой обливается. Ну, и вредит хозяину понемножку за свою обиду. То веники растреплет на полу, то каменку разберет, а то мыло или мочалку запрячет куда подальше.

Сам Баенник росточку невысокого, но большеголовый, большеглазый и весь волосатый, как шерстяник. Хотя Филипп в таком облачении ни разу не видел его, да и вообще никак не видел, но начал подозревать, что кто-то в его баньке-сауне хозяйничает.

А неподалеку от Филиппа жила Ксения. Молодая да пригожая, но вдова уже, что по нынешним временам и неудивительно. Жила Ксения с дочкой в маленьком бревенчатом доме, и на краю небольшого огорода была у Ксении малюсенькая, без трубы, банька по-черному.

И, как положено, жила в этой баньке банная матушка – Баенниха, или, как ее в народе еще называют, Обдериха. В годах уже была, худая, долговязая, зубы торчат, на животе и на заднице складки чуть не до полу свисают. Вреда хозяйке своей Обдериха не делала, наоборот – то паутину с углов смахнет старым веником, то оконце протрет, чтобы хоть чуть-чуть посветлее было в баньке-то.

Ксения замечала, конечно, что тут хозяюшка завелась, но не гнала ее, а, уходя из бани, обычно приговаривала:

– Баенниха, Баенниха, не серчай на меня. Вот тебе мыло, вот тебе веничек мяконький, мойся чистехонько да береги баньку от огня и сырости.

Баенник не любил шляться куда-нибудь без дела, все больше в сауне своей на лавке дремал или сверчков да пауков ловил от безделья, в тазу топил, но не до смерти, потому что живность всякую любил и любил разговаривать с нею:

– Кто ты такой, скажи мне? Таракашка ты и есть неразумная! Хочу – утоплю тебя, хочу – вытащу и выпью с тобой коньяку рюмочку, хоть за приезд, – и выуживал приплывшего к краю таза паучка.

Коньяк у Баенника всегда водился – Филипп никогда не приходил париться без бутылочки и без какой-нибудь женщины – каждый раз новая женщина была. Срамота, что они вытворяли.

Баенник под скамейку прятался и глаза обеими ручками закрывал.

А коньяк недопитый Филипп на подоконнике оставлял вместе с бутылочками из-под шампуня. И Баенник его обязательно прибирал.

Коньяк Баеннику очень нравился, потому-то он и не строил своему хозяину смертельных злыдней. А ведь за обиду свою незабываемую Баенник и задушить мог – хоть угаром, хоть шапкой, которую Филипп, когда парится, на уши натягивает.

И вот вынужден был Баенник пойти в гости к Обдерихе.

– Здорово ли живешь, Обдериха?

– Не жалуюсь, вода в кадушке всегда свежая.

– Да-а. А бедновато тут у тебя.

– Хоромов, как некоторые баре, не имеем, а и на том спасибо, что крыша над головой есть. Сказывай, чего надо?

– Хозяйка у тебя, говорю, больно хорошенькая.

– Хорошенькая, пригоженькая, да не вами ухоженная. Не баней ли со мной поменяться хочешь, пес лохматый? Не уступлю, и не проси даже! Хозяюшка моя приветливая, говорунья, с такой жить – милое дело!

– Вот и я про то. За водой-то она мимо моего окошка ходит. Бывает, и с хозяином сталкивается.

– Ну и чего?

– Как-то он ей говорит: «У меня домовой, что ли, в сауне завелся? Весь коньяк мой выпивает, веники треплет, мыло замыливает. Может, зайдешь ко мне попариться. Вдвоем-то быстро изгоним нахлебника».

Тут Обдериха захихикала, зашлась мелким кашлем:

– А ведь выгонят они тебя, волосатика, как есть – выпарят. Хозяйка моя слово как к нам, так и от нас знает.

– Вот то-то и оно! Париться она в тот раз не согласилась, а посоветовала моему: «Ты как войдешь в баньку, первым делом скажи: крещеный – на полок, некрещеный – с полка!» Он и сказал так, я с полка и брякнулся. До сих пор бок болит. Тебе сейчас смешно, а я тогда еще и над ним похохотал, бестолочем. Он и сам-то ведь некрещеный. Ну, и как полез на полок – так и хлопнулся на пол – то ли нога у него подвернулась, то ли коньяку лишнего хватанул. А ты коньяк-то не употребляешь? Я принесу, если что…

– Ты издалека-то не подъезжай, говори прямо, не сватать, поди, пришел…

– Кого? Тебя? Обдериху?

– Не знаю, меня ли, хозяйку ли мою, но уж больно масляно мажешь, как бы не поскользнуться.

– Во-во! Хозяйку твою как раз и могут просватать. Мой-то вчера опять ее подкараулил, облапал и чуть не силком париться тащил, хоть и сауна-то не протоплена была. Насилу вырвалась. Говорит: «У меня своя банька есть, а у тебя жарко, наверное…» – «Вот и хорошо, – засмеялся он, – предлог будет скорее раздеться…»

– Да, надо что-то делать, – призадумалась Обдериха.

– Вот и я говорю. Ты погляди в кадушку-то с водой, может, увидишь там, чем кончится это у них.

– И смотреть не буду, так знаю: посмеется он над ней да еще кучу ребятишек наделает. Майся потом с ними. А в бане места не больно-то много. Он ведь тоже мимо моего окошечка похаживает, не один раз даже заглядывал в него, когда хозяйка мылась. Ни стыда у него, ни совести…