И на вражьей земле... - Олег Шушаков Страница 67

Двадцать второй Краснознаменный истребительный полк по приказу полковника Куцепалова перелетел на аэродром подскока, спешно подготовленный армейскими саперами в районе Лубэя. Все равно это было далековато от ушедших далеко вперед частей и соединений. Но все-таки уже по эту сторону Хингана.

Лейтенант Пономарев вместе со своим звеном несколько раз вылетал на штурмовку под Чжаньу. Самураи здорово там повеселились, гады! Владимир насчитал несколько десятков сожженных советских танков, сброшенных с насыпи посреди бескрайнего моря разлившихся рек. Столько сгоревших «бэтэшек» одновременно он видел только под Баян-Цаганом! Злые, как собаки, Владимир и его ведомые летали на бреющем и обстреливали все кочки подряд вдоль насыпи…

А в следующем вылете им просто повезло! Потому что удалось застукать за работой с десяток самурайских легких одномоторных бомбардировщиков.

«Ага. Старые знакомые!» – подумал Владимир, покачал крыльями и пошел в атаку.

У самураев шансов не было… Владимир сбил двоих. Его ребята по одному. Остальных добила пришедшая им на смену эскадрилья Витта Скобарихина.

Сергей, не отрываясь, смотрел в небо, позабыв про опасность. Над ними шел воздушный бой. Точнее, воздушное избиение.

Сначала на бомбардировщики, как соколы, упали сверху три ястребка. И два дымных столба прочертили небо. А один самурай заковылял прочь.

«Москас» взмыли вверх и упали снова на врагов, разлетевшихся в панике, как куры по курятнику, внезапно завидевшие лису. И еще два черных крученых столба повисли над головой у танкистов.

Его экипажи кричали «Ура!» Он и сам тоже кричал! А потом прилетел целый десяток ястребков, которые дожгли оставшихся самураев, а затем, пройдя на бреющем над Лапутинским батальоном и покачав крыльями, ушли на высоту…

Комдив Терехин был очень зол. Таких потерь, скорее всего, можно было бы избежать. Но разбираться он будет потом… А сейчас! Так-растак, вашу мать-перемать! Вперед! До Мукдена уже всего ничего осталось!.. И они его возьмут!

Часть своих сил Терехину, по приказу Жукова, пришлось перенацелить на Чанчунь и Гирин, потому что Приморский фронт все еще возился с укрепрайонами. Но его основной удар по-прежнему был направлен на Мукден.

В районе Фусинь – Факу наступающие части третьей отдельной Краснознаменной армии уперлись в заранее подготовленную вражескую оборонительную линию. Командующий ВВС армии Куцепалов бросил на окопавшихся самураев три армейских полка СБ. Жуков добавил столько же фронтовых. А точку поставила третья отдельная авиационная армия Резерва Главного командования. Под прикрытием всех истребительных полков. И армейского, и фронтового подчинения.

К этому времени двадцать второй Краснознаменный опять перебазировался. Уже второй раз за неделю… На этот раз под Тунляо. Саперы осушили и подготовили для них посадочную полосу и стоянки всего за сутки! Фактически совершив подвиг… При помощи освобожденного советскими войсками местного населения, конечно.

Тысячи китайцев не покладая рук под заунывный речитатив «и! э! и! э!» (раз – два! раз – два!), слой за слоем засыпали аэродромное поле… Сначала слой гравия. Потом трамбовка. Потом слой песка. Опять трамбовка. И снова гравий и трамбовка. И так несколько слоев… Такой «слоеный пирог» не размывало дождями, он не оседал и мог выдержать даже тяжелый бомбардировщик! А еще несколько тысяч китайцев под тот же речитатив занимались ирригацией и к исходу вторых суток отвели большую часть воды вокруг аэродрома. Как говорится, упорство и труд, и море отведут…

С этой площадки двадцать второй Краснознаменный, семидесятый и пятьдесят шестой истребительные полки и летали потом на сопровождение бомбардировщиков, бомбивших самурайские укрепления под Мукденом и Чанчунем. Сотни СБ и ТБ весь день без перерыва по графику волнами накатывались на укрепрайоны врага и методично перемешивали их с грязью. И это в конце концов сработало!

Двадцать второго августа третья отдельная Краснознаменная армия вошла в Мукден, а днем раньше пала столица Маньчжоу-Го, Чанчунь! Под красные флаги и транспаранты ликующего населения… А император Пу И бежал в Корею, прихватив с собой пару саквояжей с золотом и бриллиантами.

Но расслабляться было рано. Особую опасность для армии представляли две свежие танковые дивизии самураев. Каждая дивизия имела в своем составе одну механизированную бригаду и одну танковую, двухполкового состава (свыше ста средних танков тип девяносто пять и девяносто семь).

Терехин видел эти танки на Халхин-Голе и недооценивать их не собирался. У девяносто седьмого была пушка пятьдесят семь миллиметров, два пулемета, броня – двадцать пять миллиметров, скорость – сорок километров в час. Девяносто пятый был послабее. Пушка – тридцать семь, два пулемета, броня – противопульная, скорость – пятьдесят. Но оба танка были вполне серьезными противниками для БТ.

Хуже всего было то, что дивизии эти нависли у него над флангами. Одна слева, а другая справа. И это было чревато большими неприятностями! Поэтому командарм бросил в бой всю броню, какая у него была… Той, что слева, досталась одна танковая и две мотоброневых бригады. А той, что справа, – две танковых и одна мотоброневая. Потому что там, вдали, уже маячил Порт-Артур, и его надо было брать как можно скорее!

А поэтому… Так-растак! Мать-перемать! Вперед!

Двадцать третьего августа состоялся крупнейший встречный танковый бой за всю войну. А может быть, за все войны! Три советских бригады столкнулись лоб в лоб с самурайской дивизией, перекрывшей им путь на Ляодунский полуостров…

Шестая Краснознаменная и пятнадцатая танковые бригады даже после тысячекилометрового марша и жестоких боев по числу танков превосходили самурайскую дивизию более, чем в три раза. Плюс полсотни артиллерийских бронеавтомобилей девятой Краснознаменной мотоброневой бригады… И количественное превосходство несомненно сыграло свою роль в победе… Но далась она очень дорогой ценой!

Потому что воевать самураи умели, а сдаваться нет…

Двадцать пятого августа уцелевшие броневики девятой мотоброневой бригады и сводные батальоны шестой Краснознаменной и пятнадцатой танковых бригад, разметав тыловые части противника, вошли сначала в Дальний, а затем в Порт-Артур!

Наверное, капитан Лапутин был человек везучий. Он сумел привести в Порт-Артур почти треть своего батальона. Наверное, таких же везучих, как и он сам, ребят!.. Перед ними до горизонта простиралось Желтое море… И лежал город славы и позора русских моряков… Краткого и, наконец-то, смытого позора… И вечной славы!..

Впрочем, война еще не кончилась. Пока они просто отрезали Маньчжурию от остального Китая – и все… Враг был очень силен. И его надо было добивать!

Как-то в перерыве между полетами лейтенанту Пономареву передали письмо, пришедшее с оказией…

Письмо было от Кольки Дьяконова:

«Привет, Володька! Как жизнь? Слыхал, тебя в конце мая зацепило. Оклемался, поди, уже?

У нас тут, наконец, тоже жаркая погода наступила. Не то, что раньше. Ребята тебе передают привет. Пока все живы-здоровы, и все путем!