Майор из Варшавы - Николай Дмитриев Страница 6

Сам Пилюк, выйдя шагов на пять вперед, самозабвенно выкрикивал:

— Шановни добродии, мы будуемо Вильну Украину без колгоспив и контигентив, без всиляких там бильшовыцьких вытивок! Мы, националисты, едина сила яка на даний час спроможна виконаты вси ци обицянки, щоб наш многостраждальный народ нарешти став багатым та щасливым. Приеднуйтеся до нас!

На краю строя пленные заволновались, и Пилюк, вытянув шею, как встревоженный гусь, ораторским жестом протянул туда растопыренную пятерню.

— Ось тут мене зрозумилы! И скажить, чи я не казав вам правду?..

После короткого замешательства из строя вышел худой, оборванный пленный и звонко, на высокой ноте, спросил:

— А можно ли задать господину выступающему вопрос?

Пилюк с готовностью закивал, и пленный продолжил:

— Вот вы там раньше от черных российских изб к белым хатам над ставком кликали… Это все очень правильно. И избы из бревен у нас черные, и мы — некультурные да грязные. Только где ж нам мыться, когда возле ваших белых хаток бань нет? Так что, нам уж лучше здесь, с господами немцами, поскольку у них везде чистота и «культуриш»…

Пленный быстро отступил назад. Строй сомкнулся и тут же взорвался возмущенными выкриками, слившимися в общий гул, на котором особо выделился возмущенный юношеский голос:

— Сам — грязная скотина!!!

Охрана, стремясь навести порядок, закричала свое. Остервенело залаяли собаки и, казалось, вот-вот начнется стрельба.

— Вас?.. Вас?.. — задергал головой комендант, торопя переводчика.

Перевод прозвучал ровно, без эмоций. Меланюк, за последнее время поднаторевший в немецком, удивленно прислушался.

— …Пленные возмущены словами оратора. Оратор сказал, что они неряхи и грязнули. Пленные кричат, что он ничем не лучше их. Пленные признают величие немецкой культуры и хотят иметь дело только с представителями великой германской нации…

В строю действительно кричали нечто подобное, но второй смысл выкриков, отдельные из которых были понятны и немцам, совершенно исчез при переводе и комендант удовлетворенно кивнул.

— Гут, гут! — он понял, что пленные так не утихомирятся, и жестом приказал убрать Пилюка.

Неудавшегося пропагандиста, Меланюка и всех других «достойников» весьма бесцеремонно спровадили с плаца и почти сразу выставили за ворота лагеря. Сначала они дружно ругали «сбильшовизованную мужву», а потом, несолоно хлебавши, через полуразрушенное предместье отправились восвояси.

Петро в их дискуссии участия не принимал. Перед ним, оказавшимся в одиночестве, стояла одна задача: найти единомышленников и установить связь. И то и другое было смертельно опасным, но Петро специально приехал из своей глубинки в твердой уверенности — подполье в городе должно быть…

За мостом «представители» разошлись, а Петро и Пилюк направились к центру. У бывшего магазина Кронштейна, превращенного бомбежкой в груду развалин, увидев, как добрая сотня пленных под наблюдением одного «лахмана» разбирает кирпичные завалы, Пилюк не выдержал:

— О, ти, з ким говориты можна, працюють! А нам нимци тих твердолобых совитив пидсовують!

— А куды ж воны тут без нас? — удивился Петро. — Тут же бильшовикив повно пооставалося, нимцям без нас аж нияк не можна…

— То ты правду кажешь! — Пилюк перестал пялиться на пленных и зашагал дальше. Потом недовольно пробурчал: — Воны вважають, що як банковський пидвал напхали, то вже все й мы им ни до чого…

— Чим напхалы? — не понял Петро.

— Не чим, а ким, — Пилюк коротко хохотнул.

— Ну чого ты ржешь? Я звидки знаю?

Тщательно скрываемая злость чуть не прорвалась наружу, и Петро поспешил прервать себя на полуслове. В их отношениях с «Кобзой» не было строгого подчинения, но не было и искреннего доверия, а завязавшийся узел создавал только дополнительные трудности.

Впрочем, вряд ли Пилюк с высоты своей «гимназиальной освиты» о чем-то догадывался. Вот и сейчас он не обратил внимания на заминку, а довольно спокойно пояснил:

— Немцы чистку сделали. Всех совитив, що втекты не змоглы, и всех, на кого «пидозра пала», що навмисно оставлены, поарестовувалы. Вот они в банковском подвале и сидят. А оттуда, ты сам знаешь, ни одного не видпустять.

Петро сжал зубы так, что выкатились желваки. Призрачная надежда связаться с кем-то из товарищей рухнула, оставив его без малейшей возможности хоть как-то помочь своим…

* * *

Стоя у круглой афишной тумбы, Петро невидящими глазами смотрел на густо наклеенные листочки «Объяв». Ему было не до них. Все попытки Петра связаться в городе хоть с кем-то оказались напрасными. Выходило, что пока он мотался по своей новой службе, немцы вместе с оуновцами нанесли конечно же давно запланированный удар…

Теперь, как ни странно, Пилюк становился для него незаменимым. Именно он, привязанный к нему накрепко, мог, в случае чего непредвиденного, в той или иной степени, но помочь…

И именно его не без тайного умысла ждал сейчас Меланюк.

Пилюк появился почти вовремя, опоздав на какие-то минуты. Остановившись рядом, он заинтересованно скользнул взглядом по листку, в который уставился Меланюк, и весело фыркнул:

— Тю, знайшов що читаты! Бачишь, нимци усим молодым жыдам наказують збыратись…

По странной ассоциации Петро вспомнил отпущенного Ицека, и ему стало совсем тоскливо, но Пилюк даже не заметил его состояния и, бесцеремонно уведя от афишной тумбы, радостно сообщил:

— Я сьогодни взнав, але то тильки миж нами… Немцы выришили, що там, на кухни у Лемика, хтось з совитив пальнув!

Петро немного помолчал, приходя в себя, и с задержкой, так что получилась внушительная пауза, веско сказал:

— Про це я знаю.

— Звидки?.. — от удивления Пилюк даже приостановился.

— Мене спыталы, и я так доповив.

— То що, ты и про мене доповидаешь?.. — Пилюк сразу осел, как будто из него выпустили воздух.

— Як ты миг? — В голосе Петра очень похоже зазвучали укоризненные нотки. — Я про тебе николы ничого такого не доповим!

— Спасибо тоби! — Пилюк потряс руку Петра. — Спасибо…

— Нема за що. — Пожал плечами Петро и внешне безразлично добавил: — Он, у Стецька теж стриляли, так що воно й спивпало.

— Так, так… — Пилюк закивал головой и, глянув на Петра, осторожно поинтересовался: — А ты часто доповидаешь?..

— Ни. Тильки як до штабу выклыкають. А зараз я так, до герра гауптмана у приватній справи иду.

— В приватний… — недоверчиво протянул Пилюк и посмотрел на Меланюка совсем другими глазами. — А в який?

— Саме в приватний… — подтвердил Петро, всем своим видом показывая, что отныне между ними должны установиться по крайней мере равные отношения. — Так герр гауптман приказал!