Телохранитель - Сергей Скрипник Страница 58

— Товарищ Небабин! — У Суслика после долгого вынужденного молчания, вызванного легким шоком от общения с басистым капитаном-десантником, вдруг прорезался голос. — Мы здесь! Мы здесь!

— А, товарищи ташкентцы! — заметил он нас. — Давайте назад, на выход и подождите меня внизу.

А сам вновь обратил свое лицо к афганцам и продолжил с ними разговор, судя по выражениям физиономий слушающих собеседников и их жестикуляциям, дававшийся ему нелегко. Прошло не менее десяти минут, прежде чем двери диспетчерской вышки выплюнули наружу долговязую фигуру подполковника. Для того чтобы протиснуться в неказистый проем, он вынужден был согнуться в три погибели, дабы ненароком не зацепиться головой за притолоку.

— Лейтенанты! — Небабин дружелюбно улыбнулся и заговорил какими-то эвфемизмами. — Добре дошли, братушки! Гости постепенно съезжаются на дачу. Впервые за все время пребывания на гостеприимной земле Афганистана вижу близкие и приятные мне лица.

Он повел нас куда-то в сторону, подальше от жужжащей разноязыким многоголосьем самолетной стоянки.

— Здесь кругом уши, — объяснил он свой маневр, когда мы отошли от большого скопления, как он сам объяснил, живой силы противника, к которому он всего через два часа после пребывания на афганской земле причислил наводнивших аэропорт офицеров здешней национальной армии и тайной полиции ХАД. — И эти уши, скажу я вам, нечистые. Ох, чувствую, ребятки, вляпались мы в такую крутую кашу, которую потом будем расхлебывать чанами и корытами, но так и не расхлебаем.

— А чо? — поинтересовался Суслик, к которому в тот миг, видимо, окончательно вернулся дар речи.

— Чо, чо? Через плечо и кончик в зубы? — грязно выругался Небабин, что прежде за ним не замечалось. — Знали бы вы, с какими баранами мне пришлось только что общаться. От них в любой момент можно ожидать удара в спину. И никакой марксизм-ленинизм тут не поможет.

— Как не поможет? — удивился Суслик. — Вы же сами перед нашей поездкой за реку говорили, что они марксисты, наши классовые братья.

— Да какие они на хрен марксисты! — посетовал подполковник. — У меня в родной деревне таких марксистов в каждом огороде по трое стоит, чтобы вороны да галки боялись. Битый час читаю им политинформацию, а они все спрашивают: зачем прилетели да зачем прилетели? Башка пухнет.

Видя, что Станислав Кузьмич слишком уж расстроен тем, что афганцы не оказались такими уж несгибаемыми марксистами, как он сам, мы решили как-то уйти от этого неприятного разговора. Я попытался взять инициативу в свои руки:

— Какие будут приказания, товарищ подполковник?

— Да какие могут быть сейчас приказания. Устраивайтесь на отдых. А мы задним умом будем думать, как вас отправлять к местам постоянной службы. Кстати, продуктовыми наборами обеспечены?

— Как положено: сухпай на трое суток, — бойко отрапортовал Суслик.

— Это хорошо, одной головной болью меньше, — выдохнул облегченно Небабин. — А то присылают тут «голых соколов» безо всего. Удивляюсь, как еще патроны выдают перед отправкой в этот вражий рой. Одним словом, полный бардак.

— Да не расстраивайтесь вы так, товарищ подполковник, — попытался я успокоить Небабина. — Авось пронесет.

— Авось не пронесет, лейтенант Скрипник, — возразил он. — Все это бабушкины сказки, что пронесет, уляжется, устаканится. На «авось» никогда и никого не проносит. Разве что в гарнизонном сортире, после того как переешь каши «дробь 16». Поверь старому «комиссару» разведки, у которого за плечами четверть века безупречной армейской службы, начавшейся, между прочим, в Венгрии и продолжившейся потом в Чехословакии. Это третья иностранная кампания старого подполковника Небабина, и она, вот увидите, хлопцы, будет самой кровавой.

Настроения подполковника не радовали и даже настораживали. Но мы продолжали храбриться, по-прежнему воспринимая происходящее не более чем увлекательный круиз в сопредельную дружественную страну.

— И все-таки прорвемся, Станислав Кузьмич! — Суслик так и фонтанировал напускным энтузиазмом.

— Вы прорветесь! — иронически заметил Небабин. — Автоматы-то расчехлите и приведите их в боевое положение. Чай, не к теще на блины прилетели.

— Тещ, у нас, товарищ подполковник, пока нет, — поправил его Суслик. — А вот от чая с блинами я бы, пожалуй, сейчас не отказался.

— Нечем, лейтенант Суслов, пока чаевничать. Самолет с передвижными камбузами только на подлете к Кабулу.

— А вы неправильно употребляете слово камбуз, Станислав Кузьмич, — Суслика просто несло. — Камбуз — это кухня на судне, а мы с вами, простите, в горах.

— Если будешь умничать и перечить вышестоящему начальству, — с нарочитой строгостью предупредил Небабин, — то определю тебя служить не в разведку, а поваром в пустыню, выделят там тебе верблюда — корабля пустыни, а к ним в придачу камбуз, и будешь харчи армейские развозить своим боевым товарищам.

Сказал и рассмеялся. В это время рядом с нами продефилировали, подозрительно оглядев нас с ног до головы, два афганца в традиционной одежде — стеганых халатах, у одного на голове была чалма, у другого — национальная пуштунская шапочка-паколь. Пристально осмотрев нас, они неспешно удалились.

— Это что еще за сухофрукты из компота? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — мрачно ответил подполковник. — Мало ли их сейчас здесь ошивается. Наверное, агенты ХАДа. Да, чтобы не болтаться без дела по аэродрому, начинайте обретать опыт и навыки для будущей службы, присматривайтесь ко всем, и к нашим раздолбаям, и в особенности тюрбанам-чурбанам. Ой, чует мое сердце, попьют они еще нашей кровушки.

— Да тут один капитан-десантник слишком уж нервный наехал на нас, что мы, мол, шляемся по взлетке, — попытался объяснить я, но Небабин резко меня перебил:

— Будет впредь приставать, пошлите его на х… Он вам отныне не указ. Выполняете только мои команды. Тем более что в данной ситуации мне вам и поручить больше нечего. Так что идите, немного отдохните в том аэродромном отстойнике, — подполковник указал на небольшое сооружение позади диспетчерской, — а потом действуйте-злодействуйте. А я сегодня, чувствую, буду без сна. Пойду опять вправлять мозги этим аборигенам. Марксистам, классовым братьям, ибиомать.

Он повернулся и, увязая в грязи, пошел обратно к вышке. Почва вокруг бетонного поля была мерзлой, декабрь все же на дворе, но за какие-то два часа под воздействием тепла от авиационных моторов и турбин она превратилась в липкую жижу. Неуклюжесть длинного, как коломенская верста, Небабина, удаляющегося в сторону обшарпанной диспетчерской, не знаю, как у Суслика, а у меня вызывала умильную улыбку. Я сразу почему-то вспомнил «Золотого теленка» Ильфа и Петрова и того городового, который за пять рублей в месяц «крышевал» Паниковского в Киеве. И не только из-за созвучия фамилий. Того персонажа, помнится, величали Небабой, и после революции он устроился работать музыкальным критиком. Скорее всего, такая невольная реминисценция была вызвана тем, что своего нового знакомого капитана-десантника я определил в басы гарнизонного кружка художественной самодеятельности. «Эх, нашего бы „музыкального критика“ Небабина да на этого голосистого „певуна“, — подумал я. — Он бы ему живо гонор поубавил».