Зима мира - Кен Фоллетт Страница 53

– Обещаешь? – сказала она.

– Обещаю, – ответил он, задыхаясь.

– Спасибо, – сказала она и позволила себя поцеловать.

III

В субботу в час дня в маленьком домике на Веллингтон-роуд в Эйбрауэне, в Южном Уэльсе, собралась толпа. Дедушка Ллойда с гордым видом сидел за кухонным столом. С одной стороны от него сидел его сын, Билли Уильямс, шахтер, ставший членом парламента от Эйбрауэна. С другой стороны сидел его внук, Ллойд, студент Кембриджского университета. Не хватало дочери, которая тоже была членом парламента. Это была династия Уильямсов. Никто здесь никогда не произнес бы таких слов, само понятие династии было недемократическим, а здесь верили в демократию, как папа римский верит в Бога, – но все равно Ллойд подозревал, что дедушка так думает.

Еще за столом сидел человек, с которым дядя Билли дружил всю жизнь, его помощник Том Гриффитс. Для Ллойда было честью сидеть вместе с такими людьми. Дедушка был ветераном профсоюза шахтеров. Дядя Билли попал под трибунал в 1919 году за сообщение в газеты о тайных военных действиях Британии против большевиков. Том сражался бок о бок с дядей Билли в битве при Сомме. Находиться в этом обществе было куда почетнее, чем обедать с королем.

Бабушка Ллойда, Кара Уильямс, накормила их говяжьим рагу с домашним хлебом, а теперь они пили чай и курили. Как всегда, когда Билли был дома, заходили друзья и соседи, и сейчас с полдюжины человек стояли, прислонившись к стенам, курили трубки и самокрутки, наполняя маленькую кухоньку запахом мужчин и табака.

Билли был невысок и широкоплеч, как многие шахтеры, но в отличие от них – хорошо одет: в темно-синий костюм и чистую белую рубашку с красным галстуком. Ллойд заметил, что все они часто звали его по имени, словно чтобы подчеркнуть, что он – один из них, наделенный властью благодаря их голосам. Обращаясь к Ллойду, они частенько говорили «мальчик мой», давая понять, что студент университета – не такая уж важная птица. Но к дедушке они обращались «мистер Уильямс», вот к нему они испытывали настоящее почтение.

Через открытую заднюю дверь Ллойд видел гору шлака из шахты, вечно растущую и уже добравшуюся до дороги за домом.

Во время летних каникул Ллойд работал на низкооплачиваемой должности организатора в лагере для безработных шахтеров. Они планировали восстановить шахтерскую библиотеку. Ллойд обнаружил, что физическая работа – надо было шкурить, красить, сколачивать книжные полки – после чтения Шиллера на немецком и Мольера на французском – оказывает на него благотворное действие. Пикировки, которые устраивали шахтеры, доставляли ему удовольствие: от матери он унаследовал валлийское чувство юмора.

Все это было здорово, только вот к борьбе с фашизмом это не имело никакого отношения. Каждый раз он морщился, вспоминая, как они сидели, затаившись, в баптистской церкви, пока Малыш Фицгерберт с другими хулиганами распевали на улице и бросали в окна камни. Он жалел, что не вышел и не дал никому по шее. Это было бы глупо, но сейчас ему было бы легче. Он думал об этом каждый вечер, засыпая.

И еще он думал о Дейзи Пешковой в розовом шелковом платье с пышными рукавами.

На Майской неделе он еще раз встретился с Дейзи. Он был на концерте в церкви Королевского колледжа, потому что знакомый, живущий в соседней комнате в Эммануэле, играл там на виолончели. И среди слушателей была Дейзи, вместе с Вестхэмптонами. На ней была соломенная шляпка с загнутыми вверх полями, что делало ее похожей на озорную школьницу. После он ее разыскал и стал расспрашивать об Америке, в которой он никогда не бывал. Ему хотелось узнать о планах администрации Рузвельта относительно Великобритании, но все, о чем могла говорить Дейзи, – это о пикниках с теннисом, о матчах поло и яхт-клубах. Несмотря на это, она еще больше очаровала его. Ему нравилась ее веселая болтовня, тем более что в ней то и дело неожиданно проскакивали всплески язвительного остроумия. Когда он сказал: «Я не хочу оставлять ваших друзей надолго без вашего общества, мне лишь хотелось спросить о Новом курсе», она ответила: «Надо же, как вы умеете сказать девушке приятное!» Однако потом, прощаясь, она сказала: «Позвоните мне, когда будете в Лондоне, Мэйфэр, два-четыре-три-четыре».

Сегодня во второй половине дня он зашел к дедушке с бабушкой перекусить по дороге на станцию. У него было несколько дней, свободных от работы в лагере, и он собрался ненадолго съездить в Лондон. У него была смутная надежда случайно встретить там Дейзи, как будто Лондон был маленький городок вроде Эйбрауэна.

В лагере он отвечал за политическое образование и рассказал дедушке, что организовал серию лекций левых преподавателей из Кембриджа.

– Я им сказал, что это – прекрасная возможность оставить на время их «башню из слоновой кости» и пообщаться с рабочим классом, и им трудно было отказаться.

Дедушка взглянул на него своими светло-голубыми глазами и качнул длинным острым носом:

– Надеюсь, наши мальчики дадут им хоть какое-то представление о том, что такое настоящая жизнь.

– А Ленни тут поспорил с лектором-марксистом, – сказал Ллойд, указывая на сына Тома Гриффитса, который стоял в дверном проеме открытой задней двери и слушал. В шестнадцать лет у него уже пробивалась фамильная гриффитсовская черная бородка и щеки оставались темными, даже когда были чисто выбриты.

– Молодец, Лен, – сказал дедушка. Марксизм пользовался популярностью в Южном Уэльсе, который в шутку даже называли «Маленькой Москвой», но дедушка всегда был ярым противником коммунистов.

– Ленни, повтори дедушке, что ты ему сказал, – попросил Ллойд.

– В тысяча восемьсот семьдесят втором году лидер анархистов Михаил Бакунин предупреждал Карла Маркса, что коммунисты, получив власть, станут такими же угнетателями, как аристократы, место которых они займут. После того, что произошло в России, можете ли вы чистосердечно заявить, что Бакунин был не прав? – усмехнулся Ленни.

Дедушка захлопал. За его кухонным столом всегда были рады хорошему дискуссионному вопросу.

Бабушка налила Ллойду еще чаю. Кара Уильямс была седая, морщинистая, с согнутой спиной, как все женщины ее возраста в Эйбрауэне. Она спросила Ллойда:

– У тебя еще нет девушки, милый?

Ллойд увидел, что мужчины вокруг улыбаются и подмигивают ему, и покраснел.

– Нет, бабушка, я слишком занят учебой.

Но ему вспомнилось лицо Дейзи Пешковой, а вместе с ним и телефон: Мэйфэр, 2434.

– А как же Руби Картер? – спросила бабушка.

Мужчины засмеялись, а дядя Билли сказал:

– Попался, братец!

Явно им порассказала мама.

– Руби состоит в моей ячейке партии лейбористов, только и всего, – возразил Ллойд.

– Ну да, очень убедительно, – сказал Билли, и все снова засмеялись.

– Тебе, бабушка, не понравилось бы, если бы я ухаживал за Руби, – сказал Ллойд. – Ты бы сказала, что у нее слишком облегающая одежда.