Визит в абвер - Александр Сердюк Страница 5

— Человек, употреблявший сверх меры наркотики, марихуану, кокаин и прочее, вконец разрушает свою психику. Он фактически перестает быть человеком. Подобно наркотикам, так же губительно действует на мозг и фашистская идеология. Поддавшись ее тлетворному влиянию, человеческое существо быстро утрачивает способность мыслить, а следовательно, и управлять своими поступками. Его психика парализована. Что же дальше? Остается лишь одно — всучить ему в руки оружие, из таких как он выстроить роты, полки, дивизии, скомандовать «Дранг нах Остен!». Это Гитлер и сделал… Уверяю вас, капитан, банда, с которой сразились ваши солдаты, состояла из таких вот нелюдей. Руки, обагренные человеческой кровью, слишком тяжелы, чтобы их поднимать.

— Потому-то они и разбрелись по здешним лесам… Уходят от возмездия, — сказал Самородов, вспомнив о разложенной на траве карте. — А медвежьих углов здесь хватает.

Начальник заставы задержал свое внимание на цветных карандашных пометках возле двух, почти одинаковых размеров, голубых пятнах в правом нижнем углу.

— Что за озера? — спросил Борцов.

— Круглое и Долгое. Они, как видите, смыкаются. Западнее берега образуют одну сплошную линию. Вокруг озер густой лес. Этот массив, по приказанию командира полка, мы должны прочесать сегодня же. Вернется конвой — туда и направимся… А пока, может, перекусим? Вы — с дороги, а мне все некогда… У нашего повара, на походной кухне, найдется что-нибудь горяченькое, да и чайку вскипятим. Нашего, пограничного. Как, Павел Николаевич?

— С превеликим удовольствием, — майор заулыбался. — Давайте вспомним наш неповторимый чаек. Заваривать не разучились? Как никак, уже три года вдали от границы.

— Ну это только по календарю, что ли… А душой мы с нею не расставались. Мысленно я иногда даже по дозорным тропам хожу. Хоть верьте, хоть нет. Наряды проверяю, каэспэ осматриваю. Ночь, заполночь — все равно. — Самородов спохватился, словно почувствовал отчего-то неловкость, потише договорил: — Это я только вам, Павел Николаевич, а то еще бог знает что подумают. Не всякий и поймет.

Чай пропах костром. Наполненные до краев алюминиевые кружки с ручками дымились… Обжигая потрескавшиеся на ветру губы, капитан торопливо отхлебывал из кружки и посматривал на часы. Истекало время, отпущенное конвою. Если у сержанта Корнеева, пунктуального, как и его начальник, ничего не случилось, конвой вот-вот вернется.

Капитан в последний раз взглянул на часы и, отставив кружку, поднялся. Уж очень верил он в Корнеева, чтобы по-прежнему сохранять олимпийское спокойствие.

— Вы не слишком ограничили его временем? — заметив растущую озабоченность начальника заставы, спросил Борцов. — Зазорчик-то оставили?

— А зачем ему зазорчик? Я сержанта хорошо знаю, — по лицу Самородова скользнула легкая усмешка. — Сколько воюем и все без зазорчиков обходилось…

Борцов теперь стал присматривать на дорогу. Однако в напряженном ожидании прошло еще не менее получаса, прежде чем над дальней извилиной проселка заклубилась пыль. «Эмка», не снижая скорости, едва вписывалась в частые изгибы дороги, ее водитель явно старался хотя бы частично наверстать упущенное время.

Из резко притормозившей машины первым выбрался Корнеев. В его руках почему-то оказались трофеи — немецкий рожковый автомат и офицерская полевая сумка из эрзац-кожи. «Откуда это у него? — невольно подумал Самородов. — Что за оказия?» Такому наблюдательному человеку, каким был капитан, не стоило больших усилий догадаться, что могло приключиться в пути. К счастью, — и это он тоже отметил, взглянув на сержанта, — случайное происшествие имело благополучный исход.

Корнеев зашагал широко, размашисто. Поджидая его. Самородов не трогался с места. Борцов находился рядом. Он поглядывал на болтавшиеся у ног сержанта автомат и сумку и думал, что конечно же эти вещи оказались у него не просто. По всей вероятности, пограничников кто-то вынудил вступить в схватку. Без огня тут не обошлось.

Сержант переложил трофеи в левую руку, а правую поднес к пилотке.

— Товарищ майор, разрешите доложить начальнику заставы?

Борцов помедлил с ответом, теперь уже с близкого расстояния вглядываясь в довольное лицо сержанта.

— Докладывайте!

— Что там у вас приключилось? — опережая Корнеева, спросил капитан. — Парашютиста доставили?

— Так точно. В полной сохранности…

— А откуда у вас эти трофеи? — Борцов взял в руки рожковый автомат. — Ишь ты, да он еще не остыл! Где же это случилось?

— Да тут, неподалеку. Под бугорком. Мы уже обратно гнали, и вот…

— Наткнулись на фрицев?

— Всего на одного, товарищ капитан. Караулили из кустарника.

— И вы успели заметить? В зарослях?

Сержант, все еще смущаясь присутствием старшего в звании и мало знакомого ему офицера, только пожал плечами.

— Да нет, не то… Он сам себя выдал.

— То есть?

— Туда ехали — ничего, пронесло. А обратно — гляжу куст отчего-то вздрогнул. Все веточки встряхнулись. Сразу же мысль: никак гитлеровец? Велю водителю газку прибавить. Чем черт не шутит! И только поравнялись с кустом, между ветками сверк, сверк… Мгновенные такие вспышки, а звуков не слышу. По нашей машине бьет, гад! И не по низу, не по колесам, чтобы нас на обочину согнать, а по кузову, на поражение. Одна пуля за шеей как вжикнет. Не иначе за генерала меня принял. Вот ситуация! Притормаживать, чувствую, опасно, решето из кузова сделает. Значит, надо вперед. Ежели он воюет тут в одиночку — уйдем! За собой такую пылищу поднимем, что и неба не увидит. Ну, мы и ушли, — закончил Корнеев, махнув рукой.

Борцов так и не понял, откуда же у него трофеи. Если машина проскочила, а подкарауливший их немец остался цел и невредим, то каким образом в их руки попали сумка и автомат.

— А у вас что, с ним еще встреча была? — Борцов решил разобраться в сути происшедшего.

— Сперва я настроен был гнать до заставы, близко уже, но быстро передумал, — с некоторым смущением ответил Корнеев и перевел взгляд на капитана, ища поддержки.

— Вы же объясните, товарищу майору, да заодно и мне, в чем тут дело, — посоветовал Самородов. — Откуда же у вас трофеи?

— Так это потом. Мы тут же развернулись на все сто восемьдесят и к нему. Не оставлять же гада, чтоб он по людям пулял? Будет, вроде той финской кукушки, в кустах сидеть, у самой дороги. Как тогда ездить и нам, и сельчанам?… Ну, подкатили мы поближе, поставили машину, а сами, я и Опара, от дерева к дереву по-пластунски. — Рассказывая, Корнеев все поглядывал на своего начальника, чтобы видеть, то ли говорит. — Поначалу ползли рядышком, локоть к локтю, затем рассредоточились. Опара, значит, направился в обход, я прямо. Обойдем, думаю, и схватим. Знаю, что офицером он нужен живым, все-таки что-то узнать можно. А он, видать, услышал шорохи, зашевелился. Еще чуть подползли, смотрю, ствол автомата меж веток просунулся, вот-вот плюнет свинцом. Окликнуть — упредит нас. И вдруг он как заорет «Хайль Гитлер!», потом «Рус, хенде хох!». И тут Опара хохнул его, аж весь куст закачался. Грохнулся, значит. Наповал!