Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев Страница 5

Так что 14 декабря, а потом и 16-го (очередная — и последняя неудачная попытка снайперов убить Амина в городе) для войск еще существовала реальная возможность никуда не выдвигаться и не лететь. Но если в сентябре, во время перестрелки в доме Тараки, автоматная очередь не достигла Амина благодаря адъютанту Таруну, а 14 декабря не сработал яд, то два дня спустя на пути выстрелов очутился уже племянник.

— Ну, блин, невезуха. Неуловимый он какой-то, стерва. Везунчик. Ни дна ему, ни покрышки. Свинца ему горсть надо, гаду ползучему. Дождется еще… — так тихо злобились два бойца — Володя Цветков и Федор Ерохов, два снайпера, соучастники и главные исполнители тайной операции «Агат». Не знал тогда пышущий злобой Ерохов, что до финала той охоты осталось не так уж много дней. Еще стрельнут и Федор, и Яков, и Владимир. Свои винтовки снайперы прилежно пристреляли в Баграме, на задворках аэродрома, старательно отмерив 450 метров — именно с такого расстояния они намеревались «освободить афганский народ» от их коварного лидера. И в лежку регулярно залегали офицеры, карауля неусыпно, зорко — в оба глаза. Взглядом соколиным провожали кортеж машин и ту самую машину тирана и деспота. И неудобства сносили, и мытарства. И все оно как-то неладно получалось. «Невезуха» — и все дела… Не офицеры пустили пулю мимо. Просто и в этот раз не проехал мимо них Амин. И в тот раз, и в следующий…

— Так у нас бывает, — спокойно скажет годы спустя Яков Семенов, их командир.

Однако стрелки все же совершили затеянное! 16 декабря, совсем измученный незадавшейся охотой, Ерохов приноровился, изловчился, осчастливленный нагрянувшей нежданно-негаданно удачей — подвернувшимся случаем, который никак нельзя было упустить, — и выстрел произвел. Один, второй… Метнулись пули, застучали по капоту, и стекла обезобразились ослепительными кляксами, пугающими взгляд прохожих.

Об этом очередном покушении, совершенном на Амина, мало кто знает. От него в разговорах убегают с такой поспешностью спринтера, что я иногда допускал мысль: а было ли вообще в природе оно, это покушение? «Замяли» тогда, не открываются и сегодня, словно стыдясь огласки. Кому было выгодно? Амину не резон скрывать — прекрасный повод оправдаться перед народом за проводимые репрессии и уничтожение внутренних врагов, включая Тараки. И хороший предлог довершить начатое — физически расправиться с неугодными, которым удалось избежать кары по первым, заблаговременно составленным, спискам. Замалчивали у нас. Не потому ли, что обнаруживалась наша причастность и просматривался наш след? А может, по иной причине: уж коль не скрыть применение яда, то есть смысл продолжить игрища с отравлением как единственным средством покушения. Дескать, старались устранить — не получилось. И в том нет вины мастаков: яд на поверку оказался слабеньким. Эксклюзивные капли отравы, приготовленные с учетом персональных биологических свойств организма условного Васи, не возымели действия на конкретного Хафизуллу. Вот и вся недолга. А в миру пусть себе посудачат, погневаются, к столбу позора пригвоздят, пенсионерок пригласят для демонстраций — нехай бабульки пошалят и погремят дружно в кастрюльки. Прошел демарш — и кануло все в Лету…

Совсем все по-другому обстояло, когда станет известно о работе снайперов. Во-первых, промахнулись — ну, значит, такая подготовка у ваших хваленых ребят-чекистов. Второе — раз сработать точечно у вас не получилось, лупите по площадям, действуя от неуверенности «на авось»: кто из скопа озадаченных повергнет Амина, тому очко в служебный зачет. Да, и третье. Скажут с ехидцей западные недоброжелатели, но громко так, чтобы и глухие услышали: дескать, у русских дело устранения одного человека решалось чуть ли не посредством атомной бомбы… Ну и пусть говорят.

Так что, если обнаружится спорщик — мол, не стреляли снайперы майора Семенова, — и я не полезу в словесную перепалку, сразу сдаюсь, вот прямо сейчас. А все-таки стрелял Ерохов. А вдруг и Цветков вместе с ним пальнул разок?..

Выстрелы в Амина подали миру так: «Покушение совершили недовольные режимом кровавого диктатора патриоты партии из оппозиционного лагеря». Так будет продолжаться и впредь. Где только дурно запахнет подлым убийством конкретного человека — не в бою, — сразу же из потемок выскакивают «партийные активисты-афганцы» и всаживают на манер итальянской коза ностра контрольные пули в висок. Ниже вы прочитаете об убийстве начштаба Якуба. И к Амину тоже подойдет «афганец из числа сторонников Тараки» и несколько раз выстрелит в безжизненное тело диктатора, приводя в исполнение приговор фракции «Парчам». Заметьте, в обоих случаях авторами обыгрывается слово «приговор», придавая таким образом высокий смысл и оправдательный мотив элементарному убийству исподтишка. Словно что-то меняется в сути убийства, если оно заявлено от имени партии и приведено в исполнение рубахой-парнем, патриотом.

22 декабря в результате теракта был-таки убит, но… не Амин, а его зять, некстати оказавшийся рядом с тестем. Знать, крепко наскучили и приелись Хафизулле все эти неуклюжие и бездарные попытки, что он повелел в порядке назидания непослушному народу и мести «революционерам новой волны и старой формации» казнить полтысячи политзаключенных, распиханных по тюрьмам.

Последнее несостоявшееся покушение советское руководство поспешило скрасить сообщением Амину о предстоящем вводе войск. Так конкретно вопрос можно было уже ставить, потому что накануне к Амину перебрался поближе очередной координатор — заместитель начальника внешней разведки генерал-майор Дроздов Юрий Иванович. Он приземлился в Баграме, прихватив нужного сотрудника — капитана второго ранга Эвальда Козлова, привез указания первых лиц Комитета госбезопасности, как следует убивать Амина, и на этот раз без всяких дураков. Наверняка, то бишь. Прямого подчиненного рангом пониже — двадцатитрехлетнего старшего лейтенанта Якушева Андрея Александровича отправит следом за собой, но в коллективном строю «чекистов-мстителей». Он, Юрий Иванович, уполномоченный «громовержец», доставил смертный приговор Хафизулле Амину.

Ночью 23 декабря Бабрака Кармаля и компанию посадят в самолет, груженный керосином и саксаулом, и опять доставят в Баграм. Дровишки передадут на кухню поварам, «высоких афганцев» — в капонир под неусыпное око КГБ. Руководителям Комитета отступать было некуда: отправив уже во второй раз будущих членов Политбюро в надлежащее место — в землянки родины своей, которая, надо признать, не очень-то тосковала по этим своим пасынкам, — днем ранее, 22 декабря, генерал Бесчастнов Алексей Дмитриевич ехал в расположение «Альфы». В Кабуле в очередной раз что-то опять не вышло так, как надо. Председатель КГБ явно нервничал и приказал Крючкову подключить наше элитное подразделение. Бесчастнова встречали майоры Роберт Ивон и Михаил Романов.

— Ну что, Романов, — вздохнул генерал, — пришло время серьезных трудов. Скликай людей — дело важное, государственное, и зваться вы будете теперь не «Альфой», а «Громом». Вот так…

И 23 декабря свежеиспеченные «громовцы» вылетели в ночь. Прикорнули в палатке в Баграме, а пополудни сели в автобусы, патрон — в патронник, и переместились в Кабул. В посольстве им поставили задачу: вместе с группой Семенова перебраться в расположение «мусульманского батальона» и ожидать дальнейших указаний. Михаил Романов познакомился с Яковом Семеновым. Из их имен сложился и пароль для групп, штурмующих бастионы: «Яша — Миша», и «Миша — Яша» как ответ. С грехом пополам благоустроились: завесили плащ-палатками оконные проемы, установили печки-буржуйки, утеплились, как смогли, используя подручные средства, и даже обогрелись.