Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - Андрей Константинов Страница 5

— Парень-то у вас… жених совсем. На следующий год поступает? Надумали куда?

Глинская поморщилась, поскольку вопрос, считай, попал в болевую точку:

— Ой, и не знаю даже. Отец хочет, чтоб в ракетное, в Серпухов. Не знаю. А вы с дочкой-то… как определились? (Борис, кстати, уже видел дочку новых соседей — белобрысую, безгрудую и совершенно субтильную девицу, не вызвавшую у него никакого интереса. И это в его гормонально беспокойном возрасте, когда интересует почти всё, что ходит в юбках, начиная с учениц седьмого класса и заканчивая безнадёжно тридцатилетними «старушками»!)

Левандовские переглянулись, и Алевтина Ефимовна после небольшой паузы неуверенно ответила:

— Ну нам ещё, слава богу, только через два года поступать. Петя говорит, к этому времени в ВИИЯ министр откроет отделение для девушек.

— Есть такая информация, — кивнул Петр Сергеевич.

— ВИИЯ? — удивилась незнакомой аббревиатуре Глинская.

— Ну да, — удивилась удивлению соседки Левандовская. — Военный институт иностранных языков. Там военных переводчиков готовят. Образование замечательное и перспективы… Вот только что из «лейтенантки-переводчицы» по жизни получится? Я-то со своим педагогическим ой как намучилась, пока Петеньку, слава богу, в Москву не перевели…

«Петенька», успевший к этому времени принять второй фужер смородиновой наливки, отёр с залысины испарину и крякнул:

— Будет тебе, мать. Что из них по жизни выйдет — это вопрос даже не завтрашний, а послезавтрашний. А пока надо Андрей Антоныча [1]сподвигнуть вопрос по существу решить. Чтобы у дочерей наших людей, — Пётр Сергеевич сделал нажим на «наших», а потом и расшифровал, кого он имеет в виду: — …Военачальников, руководителей оборонки, высших офицеров спецслужб, да тех же космонавтов, в конце концов, появилась альтернатива МГИМО. [2]

— Да, МГИМО, — усмехнулась Глинская, — там честно выслуженные даже «лейтенантские» звёзды отца (в генеральском кругу слово «генерал» всуе не произносилось)… Так вот, и они ещё не аргумент.

— А я о чём, соседка? Вы и сами-то всё знаете! — с жаром подхватил Левандовский. — Это ж давно, считай, закрытый вуз. Открытый для своих. Для партаппаратчиков да дипломатов. А их всё больше и больше. Растём, так сказать, неуклонно от съезда к съезду.

— Петя… — укоризненно протянула Алевтина Ефимовна.

— А что — Петя?! — Левандовский выпил ещё один фужер и сердито зажевал его куском пирога с яйцом и мясом: — Что, Петя?.. Пятьдесят пятый год как Петя… Как будто бы я какие-то секреты выдаю. Все ж всё видят. Эти мидовцы зажравшиеся — из молодых, да ранних… Дипломатические династии — никто пороху-то не нюхал. На других, так сказать, фронтах воевали, на паркетных… А вот Леонид Ильич кого первым на политбюро заслушивает?

— Кого? — немного испуганно спросила Надежда Михайловна.

Генерал многозначительно усмехнулся и воздел вверх указательный палец. Глинская автоматически глянула туда, но увидела лишь потолок веранды со встроенными светильниками, так поразившими Алевтину Ефимовну.

— Может, партийных секретарей? Нет! Послов? Нет! Маршалов и генеральных конструкторов он первыми заслушивает! То-то же…

Долгий тогда получился у соседей разговор «за жизнь». И очень тогда запали в душу Надежде Михайловне слова генерала Левандовского о том, что этот институт — «самый серьёзный из гуманитарных и самый интеллигентный из военных», — сосед умел рассуждать доходчиво.

Потом ещё несколько дней мать усиленно «обрабатывала» Бориса, но, кстати сказать, его особо уговаривать и не пришлось, поскольку парень рос всё же гуманитарием, и языковой вуз, пусть и военный, явно был для него предпочтительнее ракетного училища.

Сложнее было с Владленом Владимировичем. Он поначалу про ВИИЯ и слышать не хотел. Но после нескольких посиделок с Левандовскими чуть-чуть смягчил свою позицию и однажды сдался, махнув рукой:

— Ну коли вы все так разом… Пусть идёт в этот ваш ВИИЯ. Только я туда помочь не смогу. Не моя сфера. А специально выходить на кого-то… Нет, не тот замес…

Генерал Левандовский кашлянул и незаметно подмигнул Надежде Михайловне, этак по-соседски, по-свойски: мол, не боись, хозяйка, подстрахуем парня. Глинский этого подмигивания не заметил, а жена ему ничего не сказала — Владлен Владимирович страсть как не любил одалживаться, а Левандовский хоть и был соседом, но близким другом, однако, не стал, да и не мог им стать…

В школе Борис не очень афишировал свое решение поступать в ВИИЯ. Его любовь, а точнее — склонность к одиночеству привела к тому, что совсем уж близких друзей у него среди одноклассников не было. Приятелей — да, их было много; Борю любили и даже выделяли одноклассники и одноклассницы. Но он всё же держал со всеми некую дистанцию. Это шло не от гонора «генеральского сыночка», просто как-то так получалось, что одноклассникам было с ним гораздо интереснее, чем ему с ними. Любимую девушку тоже ещё не встретил. То есть нравились-то многие девчонки, и сексуальные грёзы одолевали, но… (Кстати сказать, в те годы молодежь начинала сексуальную жизнь несколько позже, чем в последующие постсоветские времена.)

Школу Борис закончил хорошо — с двумя четвёрками, выпускной отгулял нормально — на Раушской набережной, но предстоящей разлукой со своим классом не очень тяготился. Его ждала новая, совсем другая жизнь.