Тельняшка для киборга - Николай Рубан Страница 44

Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька… И, как в тот далекий день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться — просто рванулся вперед. Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все кончилось.

Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер — порвался?! И тут же вспомнил — нет, так и должно быть). Далеко внизу золотой сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба!

Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо «О sole mio», которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре. А сейчас — откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления — земля налетела откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки, ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни. Купол протащил меня пару шагов и погас.

Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку — плевать!) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую. Смог. Сумел ведь, а? Сумел.

Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а вот случилось — и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово, но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время — сладкое чувство приобщенности к познавшим.

Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные «матрасы» спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет.

На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а они на своих «матрасах» подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой «дуб» — тоже парашют классный.

— Ну что? — окинул взглядом компанию Витек. — Поздравлять будем?

— Да уж поздравили, вроде, — улыбнулся я. — Спасибо…

— По-настоящему-то еще не поздравляли. Давай, Санек. Становись, — оскалил он свои зубы в каннибальской ухмылке. Блендамедовские рекламщики при виде такого оскала обрыдаются.

— Как становиться? — встревожился я. — Вы чего, люди?!

— Серый, ну ты че — человека в курс не ввел, что ли? — искренне удивился Витек. — Всю службу завалил, инструктор называется…

Серей со смехом подхватил мою пузатую сумку с парашютом, подал Витьке одну длинную матерчатую ручку, за вторую ухватился сам.

— Традиция такая, Сань, — вроде как боевое крещение, не боись…

— Так что делать-то? — со смехом принял я правила игры.

— Ну, это… — ухмыльнулся он. — Рачком становись, короче — как перед отделением. Приготовиться! — вдруг сотряс он окрестности сержантским рыком.

И я послушно принял заданную позу, с опаской косясь в тыл.

— И-и!.. — подал команду Витек, и вся компания хором начала скандировать: —

Пятьсот один!.. Пятьсот два!.. — а Витек с Сергеем начали раскачивать мою парашютную сумку.

На счет «пятьсот три» они со всей дури влепили сумкой по тому самому месту, о котором вы сейчас подумали. Сумка была хоть и мягкой, но увесистой — почти пуд, между прочим. А когда ее раскачивают две такие вот лошади… В общем, отлетел я, как ядро, метра на три и плюхнулся, под общий хохот, в какую-то свежевырытую яму. Какого черта она тут делает?! — это я уже вопил про себя, отплевываясь от рыхлой земли и вцепившись в ногу обеими руками. Лодыжку словно огнем обожгло. Черт, неужели сломал? Глупо-то как, а.

— Сань, ты чего? — склонились все над ямой. — Вылезай!

— Ага, сейчас, — попытался я встать. Черт, больно-то как…

— Ох, блин! — Витька спрыгнул в яму, помог мне выпрямиться. — Сань, мы не нарочно!

— Да ничего, ничего… — подсаживаемый снизу и подтягиваемый сверху, я выбрался из ямы. Меня усадили и принялись дружно жалеть и извиняться.

Толстушка Люда ловко разула меня (мысленно я порадовался, что надел новые носки), мягкими, но сильными пальцами ощупала ступню.

— Вывиха нет, растяжение, — успокаивающе ворковала она, бинтуя мою ногу, которая начала понемногу опухать. — Дома троксевазином помажьте и рентген сделайте на всякий случай.

— Люд, — тронул ее за рукав Лаэрт, — Пашу тоже посмотри, а?

— Что у него? — забеспокоилась Люда, — Тоже нога?

— Нэт, глаза, — испуганно прошептал Лаэрт.

— Что с глазами? — совсем встревожилась докторша. — Где он?

— Вон, укладывает. Они у него после прижка совсем разный стал, слушай!

— Че-го?! — распахнула Люда совиные глазки. — Что ты мне голову морочишь!

— Нэ веришь — сама посмотри! — оскорбился джигит. — Я тебе сказал, ты — врач, сам думай! — и он гордо отвернулся.

Торопливо закончив перевязывать меня, Люда заспешила к Паше, флегматично «листающему» свой купол. Глядя ей вслед, компания повалилась кто куда и принялась беззвучно давиться хохотом.

— Чего это они? — обалдело спросил я Витьку.

— Да они у Пашки с рожденья разные, — плача, кое-как объяснил он. — Один зеленый, второй карий. Щас бедная Люда офигеет… Айда, приколемся.

Бедная Люда суетилась вокруг Пашки, словно испуганная курица перед цыпленком. Правда, «цыпленок» был супербройлером.

— Паша, — испуганно просила она его, — дай-ка я тебе пульс померяю…

— На, меряй, — протянул ей Паша лапу, — жалко, что ли?

— Паша, — врачиха терялась все больше, — а как ты себя чувствуешь?

— Нормально чувствую, — пожал тот плечами. — Чего это ты на меня так смотришь?

— Пашенька, — Люда растерялась совсем уже окончательно, — ты прости, а… У тебя глаза вообще какого цвета? — еле пролепетала она.

Паша внимательно посмотрел на нее.

— Ну, голубые — ты что, сама не видишь? Э-э, Люд, ты чего?! — еле успел он подхватить докторшу, побелевшую, как ее халат.

— Мальчишки, да ну вас в баню с вашими шутками, идиоты! — налетела Зина. — Заикой же человека сделаете! Люда, Люда… — нежно захлопала она ее по пухлым щекам, — ну-ка, давай, приходи в себя… Чего смотрите, балбесы, нашатырь достаньте! Вон, в сумке у нее!