Другая сторона - Андрей Семенов Страница 31

— Ваше счастье, обер-лейтенант, что вы были под Смоленском только в запасном полку, когда там уже все кончилось, — назидательно поднял палец майор. — А там был ад! Эти русские погибали тысячами, но не сдавали город! Вы не поверите, иногда мне делалось страшно. Мою роту бросали в атаку иногда по девять раз в день! Мы расстреливали по русским по пять-шесть боекомплектов в сутки! Мы разрушали их позиции в щепки, но русские не бежали! Они только отходили и снова оборонялись. Это был настоящий кошмар! У меня под Смоленском выбило половину машин и личного состава! После того сражения мы три недели зализывали раны.

Фон Гетцу было больно слышать это. Ведь он был там! А теперь, как последний щенок, вынужден заткнуть рот и выслушивать про то, что он знал лучше этого майора и уж тем более капитана, который, кажется, из штабных.

— А вы где служили? — спросил он Лейбница, желая проверить свою догадку.

Капитан не успел ответить, потому что разошедшийся майор тут же потребовал выпить в намять о погибших под Смоленском. Отказывать ему в этом было никак нельзя, и они выпили.

Молча и стоя.

— А в самом деле, капитан, — заинтересовался Майер. — Вы где служили до того, как попали на Восточный фронт?

— Я? — переспросил капитан. — Я служил в Берлине адъютантом генерал-полковника…

— Не продолжайте, — перебил его Майер. — И так понятно, что вы — штабная крыса.

— Господин майор! — вспылил штабной. — Я бы попросил вас!..

— Ты? — уточнил «господин майор». — Меня? О чем ты меня можешь просить?! Имеешь ли ты моральное право просить фронтовика?

— Погодите, погодите, господа, — вмешался фон Гетц. — Зачем же ссориться! Разве мы для этого здесь собрались? Скажите, господин майор, имеете ли вы какие-нибудь конкретные претензии к капитану?

— Претензии? — протянул Майер. — У меня есть только одна претензия. Почему война продолжается второй год, когда нам обещали победу через восемь-двенадцать недель?!

— А при чем тут капитан? — не понял фон Гетц.

— При том! Это они, — Майер ткнул пальцем в сторону обескураженного Лейбница. — Они планируют кампании. Какого черта, скажите вы мне, мы повернули на юг в прошлом году, когда мои танки были уже в сорока километрах от Кремля?! Я его уже видел в свой полевой бинокль! И каково мне было отдавать приказ своим солдатам и офицерам: «Мы поворачиваем на Тулу»?

— Но вы же сами отдали такой приказ, — фон Гетц хотел призвать майора к логике.

— Правильно, — соглашаясь, кивнул Майер. — Приказ отдавал я. Потому что получил его от Гота. Но и Гот не мог отдать такой приказ сам. Гот мог отдать приказ о том, сколько именно танков швырнуть в бой против русских в том или ином случае. Но он бы никогда сам не додумался повернуть на юг. Кроме того, над ним стоял генерал-фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр». Но и он не мог самостоятельно отдать такого приказа, потому что уполномочен решать оперативные вопросы только в пределах полосы наступления. Значит, такой приказ отдал фюрер. Но фюрер — не военный. В принятии такого решения он опирался на штаб и на штабных, следовательно, само решение готовили они! — Майер снова ткнул пальцем в Лейбница.

— Прекратите, господин, майор! — почти закричал Лейбниц, возмущенный безосновательным обвинением в затягивании войны. — Так вы до чего угодно можете договориться. Чего доброго, к ночи за мной придут из гестапо. Послушать вас, так я чуть ли не в сговоре с этими русскими!

— С русскими? — лицо майора сделалось злым. — О, да! Уж вы бы с ними договорились. Как же!

Майер снова налил всем горилки, хотя хмель и без того уже изрядно мутил головы офицерам.

— За штабных! — произнес он торжественно. — Пейте, капитан! Неужели вы не поддержите мой тост?

— Я не хочу пить только за штабных, — возразил Лейбниц. — Я хочу выпить за всех доблестных солдат фюрера, за силу немецкого оружия, за несгибаемый боевой дух германской нации!

— Зиг Хайль! — Конрад и майор встали и одновременно вскинули руки, салютуя партийным приветствием.

— Браво, капитан, — похвалил немного поостывший Майер. — А за что вас, собственно, сослали сюда, на Восток? Здесь, видите ли, иногда стреляют.

— У меня вышла маленькая интрижка с племянницей генерала… — начал было Лейбниц, и глаза его мечтательно заблестели.

— Не продолжайте, — остановил его фон Гетц. — Поберегите честь дамы. И куда вас направили теперь?

— В пятьдесят первый корпус. К какому-то Зейдлицу.

— Вот видите! — обратился к фон Гетцу Майер, снова показывая пальцем на капитана. — Из штаба в штаб. «К какому-то Зейдлицу!», — передразнил он. — Любезнейший господин капитан, хочу вам сообщить, что генерал Зейдлиц — настоящий солдат, толковый генерал и один из храбрейших людей Рейха, а вы позволяете себе называть его «каким-то»! Я же сразу сказал, что вы — штабная…

— Господин майор, — теперь фон Гетц остановил Майера, чтобы явная нелюбовь танкиста к штабным крысам не привела к ссоре и возможной потасовке.

Лейбниц уже с трудом сдерживал себя, то и дело сжимая и разжимая кулаки. Фон Гетц поймал это его движение.

— Мы же договорились. Вы не смогли четко сформулировать свои претензии к капитану, так оставьте его в покое. Я сам не в восторге от штабных, но кто-то должен служить и при штабе. Не всем же в пекло лезть.

— Послушайте, обер-лейтенант, — доверительно повернулся к фон Гетцу Майер. — Я хочу вам рассказать один случай, который произошел со мной под Москвой в ноябре прошлого года. Вы помните, какие чудовищные морозы стояли тогда?

— Конечно, я отлично это помню, — подтвердил фон Гетц и тут же, опомнившись, поправился: — Впрочем, я тогда был еще в Германии и об этих морозах знаю лишь понаслышке.

— Морозы стояли такие, что плевок замерзал на лету и плюхался на землю кусочком льда! Вот какие были морозы, — объяснил Майер. — Мы с моей ротой двигались колонной, в походном порядке, когда у нас заглох танк командира второго взвода лейтенанта Ганса Ульриха.

При воспоминании об этом случае у майора снова сделалось злое лицо, а в глазах появился тусклый маниакальный блеск.

— Скоро должно было стемнеть, нам нужно было пройти маршем еще километров двадцать до места назначения, оттуда мы намеревались выслать утром «техничку» на помощь бедняге лейтенанту. В том месте, где заглох танк, где-то в километре от дороги была деревня, и я принял решение оставить экипаж на ночь в танке для охраны, чтобы местные дикари не растащили его по винтику. Чтобы они не замерзли, мы оставили им паяльную лампу и целую кучу одеял. С таким запасом, находясь внутри танка, можно было переждать и тридцатиградусный мороз.

Майор налил горилку по рюмкам, сделал приглашающий жест и, не дожидаясь, пока к нему присоединятся, выпил один.

— А эти дикари! — голос майора задрожал, на глаза навернулись слезы.