Свинцовая ломка - Максим Михайлов Страница 31

— Эй, русский, скажи сколько время? — подобравшийся вплотную Рауль несильно ткнул меня под ребра большим пальцем.

— Что? — захваченный своим страхом я даже не понял о чем он спросил.

— Время сейчас, говорю, сколько? Часов у меня нет, понимаешь? — невозмутимо повторил ополченец.

— Время? Ах, да, время… — я засуетился, зашарил руками по карманам в поисках мобильника, не сообразив, что можно просто глянуть на наручные часы на запястье.

Интересно, зачем ему понадобилось узнать время? Да где же этот чертов мобильник? Куда я его засунул? Стоп, у Рауля же у самого часы на руке. Вон они, нормальные часы, здоровенный циферблат, «Командирские», или еще какие-то в этом роде… Так какого рожна он тогда ко мне пристал?

— Что, русский, отпустило немного?

Рауль откровенно скалился, глядя мне в лицо.

— Да ладно, не ищи больше, не надо уже!

— Блин, что-то я в самом деле… как-то… — страх никуда не исчез, просто спугнутый отвлекшими меня от него поисками телефона, перестал быть таким оглушающим, всеобъемлющим.

Рауль расчетливо заданным вопросом вырвал меня из-под его контроля. Начни он сейчас меня тормошить, орать на меня, требуя бежать вперед, и я бы только глубже нырнул в пропасть охватившего меня ужаса. Молодой осетин поступил, как тонкий психолог, заставив меня отвлечься, забыть на миг о владевшем мною испуге. Выходит он был так заметен… Черт! Надо же было так опозориться. Я почувствовал, как щекам становится невыносимо жарко, следом запылали огнем кончики ушей. Я сидел уставясь на примявшуюся под ногами траву и сбитые носки своих кроссовок, не решаясь взглянуть на расположившегося рядом проводника.

— Ничего, со всеми бывает, — произнес он неожиданно дружелюбно, хлопая меня рукой по плечу. — Не боятся только дураки. Вот твой друг не испугался, потому что не понял ничего. А ты понял. Потому тебе и страшно. Это ничего, я раньше тоже боялся, а потом привык, ничего, и ты скоро привыкнешь…

Я благодарно кивнул, в тот момент я был весь преисполнен теплых чувств к этому молодому парню, так деликатно, стараясь лишний раз не обидеть утешавшему меня. Я хотел ему рассказать, что и в самом деле все понял, и от того испугался, хотел сказать, что он все верно угадал, и еще, что я не хочу привыкать к этому страху, не хочу, чтобы в меня постоянно целился снайпер, не хочу, чтобы ночью артиллерийские снаряды падали вокруг моего дома, не хочу чтобы кто-то хотел меня убить, не хочу… Я еще много чего хотел ему рассказать, мысли нестройными обрывками теснились в голове, пытались оформиться в слова… Но он прервал меня, тихо, но настойчиво сказав:

— А теперь надо идти. Поговорили, и хватит. Давай, соберись, и не забывай пригибаться, когда будешь бежать.

Я вздрогнул, осознавая, что преодолеть это короткое простреливаемое снайпером расстояние мне все же придется, но налетевшего порыва душевного благородства еще хватило на то, чтобы предложить:

— Может ты первым пойдешь?

Сказал и тут же пожалел об этом. А вдруг он согласится? Тогда меня точно убьют. Уже без всяких вариантов. Но Рауль лишь отрицательно мотнул головой.

— Ты гость, значит, тебе и идти первым. К тому же я моложе, гораздо быстрее тебя побегу, попасть будет труднее.

Я кивнул, собираясь с духом. Была бы честь предложена. Но и в самом деле, хватит тянуть. Чему быть, того не миновать. Несколько раз глубоко вдохнув и не давая себе больше времени на раздумья, я стремительно сорвался с места и стрелой полетел вперед Ну это, конечно, только мне казалось, что я лечу стрелой. Представляю как жалко смотрелся мой бег со стороны. А вы попробуйте после пятнадцати лет перерыва, в течение которых вы бегали максимум чтобы успеть заскочить в трогающийся с остановки автобус, показать класс в спринтерском забеге. Что слабо? Ну то-то…

Сначала я собирался бежать зигзагами, так, как бегали под вражеским огнем герои многочисленных фильмов о войне, но быстро отказался от этой идеи. Еще не хватало, чтобы меня занесло где-нибудь на очередном повороте. Шлепнешься на усеянном каменными булыжниками склоне, потом костей не соберешь. И никакой пули не надо, сам по себе переломаешься. Ветер насмешливо свистел в ушах, глаза заливал выступивший на лице пот, а вожделенная песчаная куча придвигалась отчего-то крайне медленно, словно нехотя. Скорость моего движения вовсе не соответствовала прилагаемым усилием. Внутренне я все время ждал выстрела, злого взвизга рвущей воздух пули и тупого удара в тело, означающего, что я убит. Своей пули не услышишь, гласит немудрящая солдатская присказка. Если слышал выстрел, или свист пролетевшей рядом маленькой свинцовой смерти, не бойся, по тебе уже промахнулись, и теперь ты однозначно останешься жив. До следующего выстрела. Я прекрасно знал все это, знал про скорость звука, и больше чем вдвое превышающую ее скорость пули, выпущенной из снайперской винтовки, все знал и понимал холодным рассудочным умом, и все равно мучительно ждал выстрела. Был просто уверен, что он должен обязательно прозвучать.

Вот и ориентир, неестественно желтая слежавшаяся куча песка. Где же вожделенный ход сообщения? На долю секунды я запаниковал, понимая, что никакого хода нет, а может есть, но я его не вижу. Страх пронзил сердце холодной иглой, и почти тут же я его заметил. Он начинался чуть дальше кучи и его полуобвалившиеся склоны так густо заросли травой, что практически сливались с окружающей растительностью. Сам ход сообщения представлял из себя узкую траншею, небрежно вырытую видимо уже давно, так как в некоторых местах земля осыпалась вниз, еще уменьшая и так небольшую ее глубину. Никаких перекрытий и упоров вдоль стен. До этого познания в инженерном деле тех, кто оборудовал здесь позиции, не дошли, а может быть просто лень взяла верх над стремлением к безопасности. В любом случае какое-никакое укрытие траншея из себя представляла, и, что самое приятное, до нее оставалось не больше десятка метров. Три последних, тьфу ты, крайних, отчаянных прыжка, и я буду в относительной безопасности. Тут же глубоко внутри появилась железная уверенность, что вот именно сейчас грузинский снайпер и выстрелит. Воображение тут же услужливо подсунуло мне картину валящегося по инерции в траншею уже мертвого тела с простреленной грудью. Я отмахнулся от назойливого видения и нажал еще, будто пришпоренный наездником жеребец на скачках.

Последние несколько метров я щучкой пролетел по воздуху головой вперед и бухнулся на мягкое покрытое песком дно траншеи, распластанной лягушкой, с размаху ткнувшись мордой в осыпавшуюся стенку. Выстрела так и не было. Осознав это, я поднял перепачканное лицо на удивленно глядящего на меня Фиму и счастливо рассмеялся.

— Ты чего? — подозрительно спросил меня одноклассник, на всякий пожарный отодвигаясь подальше, мало ли чего можно ждать, от хохочущего неизвестно над чем придурка.

— Так, ничего… погода хорошая, — всхлипнул я в ответ, пытаясь унять распирающий меня изнутри нервный смех.

— Ну-ну, погода… — настороженно протянул Фима. — Смотри, вон Рауль бежит. А скачет-то как, что твой горный козел!