В бой ради жизни - Леонид Андреев Страница 29

– Как ты себя чувствуешь, дедуль? – спросила Лидочка. – Не страшно?

Старый генерал откровенно рассмеялся, затем утёр ладонью выступившие от смеха слёзы и произнёс:

– Страшно! Конечно же, страшно, и прежде всего за тебя, егоза. Всё-таки это самолёт, а не поезд.

– А мне с тобой, дед, ничего не страшно.

– Ну что ж, и на том спасибо.

– Слушай, Егор Иванович, а расскажи-ка ты мне, как ты встретился с моей бабушкой, ну то есть со своей женой Зоей. Ведь вы же оба фронтовики, стало быть, эта встреча наверняка была неординарной.

– Ну это было давно и неправда, – в тон внучке ответил Егор Иванович. – Давай я тебе лучше расскажу, как я встретился с твоей мамой, то есть со своей дочерью.

Лидочка как-то странно взглянула на своего деда, затем, потрогав ему лоб, произнесла:

– Егор Иванович, вы чего такое говорите? Дед, ты в своём уме?

– Да в своём, своём, – успокоил Лидочку Егор Иванович. – В общем, не перебивай, а лучше послушай, а то ведь действительно наскучило одному всё это вспоминать и перетряхивать. Кроме того, должна же ты когда-нибудь узнать всю правду. Ведь не зря же я назвал свой рассказ исповедью. Так что сиди и слушай.

И Егор Иванович исповедался своей внучке в следующей истории.

* * *

Была середина сорок третьего года. Немец тогда был ещё силен и готовился под Курском взять реванш за Сталинград. Капитан Кузьмин в ту пору возглавлял разведгруппу, регулярно засылаемую в тыл врага для выполнения особо важных спецзаданий командования фронта. После штрафной роты его послали в разведшколу для совершенствования боевой подготовки. По окончании спецкурсов капитан Кузьмин был направлен в действующую армию, где возглавил разведывательно-диверсионную группу, выполняющую задания штаба фронта.

Однажды после серьёзного ранения, полученного им при выполнении одного из таких заданий, Егор возвращался из госпиталя, в котором продолжительное время находился на лечении. Госпиталь располагался в глубоком тылу, поэтому возвращаться в часть приходилось поездом.

Вагоны хоть и были пассажирские, но пассажирского комфорта не было и в помине. Потому что людей ехало так много, что места практически все были сидячие, даже верхние полки. И это несмотря на то, что поезд двигался в сторону линии фронта.

При подъезде к прифронтовым городам народу поубавилось, и стало полегче. Но даже при открытых окнах в вагоне было жарко и душно.

В плацкартном купе, где находился капитан Кузьмин, кроме него, все были гражданские и в основном женщины и дети. За почти суточную дорогу Егор невольно со многими познакомился, а с некоторыми успел даже подружиться.

Так, ему приглянулась молодая симпатичная женщина с трёхлетней дочкой, которую он нянчил, когда мать отлучалась по делам. Соседку звали Анастасией, а её дочку – Полиной. Полюшка, как её ласково называла молодая мама. Егор сажал Полину на колено и, покачивая в такт песни, напевал:

– Полюшко, поле. Полюшко, широко поле. Едут да по полю́ геро-о-о-и, это Красной Армии геро-о-о-и.

Девчушка весело и искристо смеялась, а Анастасия нежно смотрела на неё и Егора. Колеса шумно стучали на стыках, а вагон дёргало из стороны в сторону. Люди постепенно привыкли к скученности и даже умудрялись прилечь на вагонных лавках. Когда подходило время трапезы, еда была общей. Каждый доставал свой неказистый харч, который становился общим достоянием.

По мере приближения поезда к прифронтовой зоне бо́льшая часть пассажиров сходила, но тут же на их место садились новые попутчики, которых судьба несла по жизни по каким-то своим неведомым законам.

Когда Анастасия подсела к Егору, освободив свою лавку для пожилого и очень больного человека, Егор решил более подробно расспросить женщину о её жизни.

Настя не стала отнекиваться, а как на духу поведала незнакомому офицеру свою незамысловатую судьбу, удивительно схожую с тысячами судеб того тяжелейшего времени.

Настя с дочкой возвращались в свой родной город Балашов, который на тот момент уже стал прифронтовым. Но, несмотря на это, она всё же решилась уехать из далёкого сибирского города, в который её когда-то привёз муж. Они не прожили там и года, как началась война, и мужа забрали на фронт. Естественно, он не смог увидеть свою прелестную дочурку. Но однажды Анастасия получила полное горечи письмо от своей матери. Она писала, что в госпитале их города она встретила своего зятя, мужа Насти. И что он в очень тяжёлом состоянии и, возможно, не выживет. Письмо было пропитано отчаянием и слезами. И Настя решилась. Несмотря на всю строгость военного времени, она сумела уволиться с предприятия и поехать в свой родной город, где, возможно, ещё был жив её муж.

Женщина, сидевшая напротив и оказавшаяся невольным свидетелем их разговора, всё время качала головой. А когда Настя замолчала – не выдержала и с нескрываемым сочувствием произнесла:

– Дочка! Дочка! Что ж ты себя и ребёнка не жалеешь и сломя голову едешь в самое пекло? Ведь наш город постоянно бомбят.

– А вы что, тоже из Балашова? – спросила Настя, прервав свой рассказ.

– Конечно! И, похоже, я даже припоминаю вашу семью. Вы случаем не на улице Ленина проживали? У самого Хопра.

– Да! У Хопра.

– То-то я смотрю, кого-то ты мне напоминаешь, девонька.

– А вы случаем не родня? – вмешался в разговор Егор. – Вот здо́рово было бы.

Все почему-то сразу замолчали, глядя себе под ноги и мерно покачиваясь на лавках.

А за окном мелькали деревья, обременённые густой листвой, да многочисленные полустанки, забитые движущейся военной техникой.

Неожиданно вагон задёргался, визжа тормозами, а через секунду резко остановился. Внутри вагона всё, что могло упасть, попадало, в том числе и люди. Поднялся невообразимый шум и крики. Но когда недалеко от вагона раздался взрыв, на мгновение всё смолкло, а затем началась паника.

Из-за загромождённых проходов люди не смогли сразу выйти через двери, а потому инстинктивно начали покидать вагон через окна, разбивая стекла и выпрыгивая наружу, при этом сильно травмируясь и калечась.

Егор первым выпрыгнул из своего купе и начал помогать остальным людям покидать вагон через окно. Ступив на землю, они опрометью бежали в придорожную лесополосу, спасаясь от бомбёжки.

Невесть каким образом прорвавшиеся немецкие бомбардировщики под прикрытием истребителей с пронзительным воем проносились на бреющем полете, сбрасывали на состав смертоносный груз, а затем уходили на повторный круг.

Несколько вагонов уже горели, кругом лежали убитые и раненые. Это был кромешный ад.

В тот момент, когда Егор принимал из вагонного окна Анастасию с девочкой, с противоположной стороны вагона разорвалась мощная авиабомба, угодив под тамбур. Ударной волной Егора снесло с насыпи. Сам же вагон приподнялся одним концом, а затем опрокинулся на бок, переломившись пополам.