Смертная гильза - Вячеслав Миронов Страница 28

В средней полосе России зима мягче, а весна очень затяжная. Каждое время года на Волге имеет свои четкие границы. Очень люблю осенью в Поволжье ходить по дубовым рощам, и, зарывшись по щиколотку в опавшую листву, бродить в ней, пиная и подбрасывая листья вверх.

Весна в средней полосе тоже быстрая, спорая. Снега за зиму выпадает ничуть не меньше чем в Сибири, но тепло приходит быстро. Снег тает, ледоход на Волге — замечателен. Огромные льдины, с пушечным грохотом наваливаясь друг на друга, плывут вниз по течению. Весь город выходит на набережную смотреть на начало ледохода. Целую неделю, а то и две, над городом стоит грохот, как будто на окраине идет бой.

Когда был пацаном, чтобы доказать, что ты не трус, с ребятами в заводях, затонах катались на огромных льдинах, отталкиваясь огромными жердинами-шестами от дна. Льдина как живая под тобой, пытается скинуть в ледяную воду, шевелится, наклоняется, колышется. Вспомнилось, как льдина подо мной раскололась. Она начала переворачиваться, становиться на торец. Сначала ужас сковал все тело, но уже через полсекунды я начал действовать, перебежал на другой край, шест использовал как балансир. Знал, что если упаду в воду, то намокшая одежда утянет на дно. И, несмотря на ледяной ветер я вспотел. Потом, когда причалил к берегу, я смотрел на льдину и Волгу, глубоко дышал и был удовлетворен. Я победил.

От нахлынувших воспоминаний бросило в жар. Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони и расстегнул рубашку почти до пояса. Ветер начал остужать тело Хорошо!

А вот зима, весна и осень на юге отличаются и от Сибири и от Поволжья. Когда служил в Кишиневе, то зимой не надо было теплой одежды. Снег может выпасть только раз за зиму, был и такой Новый Год, когда лил проливной дождь. Весна тоже своеобразная. Цветет все, буквально все уже в марте, когда в Сибири еще сугробы и не начинают таять. И запах — опьяняющий, оглушающий запах плывет над землей. Воздух настолько пронизан, пропитан этими запахами цветения, что кажется ты не дышишь им, а пьешь божественный нектар. И хочется жить и любить. Эх, были времена!

Осень же на юге долгая, до ноября природа не желает засыпать, она борется. И трава зеленая. Когда уже и в Сибири и в Поволжье ложится снег, то на юге все только начинает готовиться к зимней спячке. И воздух здесь особенный. Есть в воздухе Ставрополья что-то неуловимое, какой-то флёр, какое-то очарование.

Я закурил, растер грудь. Хорошо. Может, когда сорву с евреев банк, стоит переехать сюда? Не обязательно именно сюда, а просто поближе к морю, купить домик с небольшим садиком, летом сдавать пристройки приезжим, зарабатывать деньги, а самому заняться писательством? Писать книги о войне, о своей жизни, о настоящей дружбе и настоящей любви.

Купить кресло-качалку, клетчатый плед — кутать ноги, курить сигару или трубку, потягивая вино или коньяк возле камина под чуть слышную музыку… Я даже представил эту картину…

А что? Дело почти сделано, осталось переправить Андрея к евреям, взять деньги, продать свою квартиру, помахать «дяде» ручкой и отбыть к морю, зимой как раз и цены на недвижимость упадут. Всех денег должно хватить и на мебель и машину поддержанную. Почему бы и нет?

Вот только летняя жара, которая сушит мои контуженные мозги. Но ведь можно спать на улице ночью, а днем сидеть в тени виноградника и пить разбавленное вино.

Меня в Молдавии научили. На стакан воды — холодной, ледяной, наливаешь тридцать-пятьдесят граммов сухого красного вина. И жажда отступает. Эх, хорошо! Хорошо, чтобы так все получилось!

За спиной раздались тихие шаги. Я обернулся. Андрей шел ко мне, потирая глаза.

— Чего не спишь? Во сне образуется гормон, который восстанавливает силы. Не подумай, что я такой умный, это в одной передаче случайно увидел. Иди спи, тебе поправляться надо.

— Я боюсь спать. Нам не давали спать. От этого сходишь с ума. Тебя не кормят, бьют почти постоянно, не дают спать. В яму, в которой мы сидели вываливали отходы — мы это ели, на нас опорожнялись, на нас просто гадили. Дай сигарету.

Мы молча стояли и курили. Андрей меня вырвал из моей мечты. Так хорошо было, а теперь надо возвращаться к реалиям. Бандиты, разведки, раненые, смерть. Очень хочется в этот домик к камину в кресле-качалке, и пусть все проносится мимо меня. Мой дом — моя крепость. Я понял только сейчас смысл этой фразы.

В принципе, по большому счету, какой ерундой мы занимаемся, и тратим всю свою жизнь на все эти погони, шпионаж, контршпионаж, жуликов, подставы, провокации. Онанизм, а не работа, а жизнь никуда не годится. Нужны лишь две вещи — здоровье и деньги. Все остальное — шелуха луковая. Ну и, конечно, друзья.

Хотя тебе, Леха, уже тридцать годов, а где твои друзья? Много ли ты их нажил за всю жизнь? Нет. Друзей нет, жены нет. Дочь считает тебя монстром. И квартира для тебя только место, где ты спишь, иногда приводишь к себе женщин, которых ты не любишь, и ждешь от них лишь одного.

Ну вот, сам себя загнал в угол. Дерьмо! Я со злостью выбросил сигарету на улицу и сплюнул вслед. А так хорошо начиналось! А потом пришел Рабинович и все испортил. Анекдот, да и только! Пришел поручик Ржевский и все опошлил!

Мы молча стояли. Андрей тоже молчал. С ним надо что-то делать. Без психического здоровья нет физического, а вот как подлечить его нервную систему? Можно попробовать тот курс, что мне прописывали. Название препаратов я помню. Сосудорасширяющие, успокаивающие. Проще всего посадить его на легкие наркотики типа марихуаны, но не хотелось. Тогда мозги вообще могут съехать. Не стоит. Завтра же схожу в аптеку и наберу всего, что вспомню. Уколы тоже неплохо, но я их делать не умею. Это же не тюбик с промедлом — в любую мышцу коли на здоровье, тут надо по-другому. Как — не знаю.

Можно было бы и не стараться, я же выполняю свою работу. Доставил Андрея — заработал деньги. Слупить бы с них еще тысяч тридцать долларов. Жадные, не дадут!

— Что делать, Андрей, будем? Так ты совсем с ума сойдешь. Посттравматический синдром, так, кажется, называется?

— Так. Не знаю. Меня всего как бы выворачивает наизнанку. Боюсь замкнутого пространства, боюсь темноты, боюсь всего. Прямо не человек, а затравленное животное.

— Это чеченцы умеют делать. У них это на конвейер поставлено, прямо как государственная политика. Рабовладение — государственная политика накануне 21 века. Все повторяется в этой жизни, истории, только на новом витке спирали.

— А ведь мы им привезли гуманитарную помощь! И вляпались во все это!.. — Андрей тяжело вздохнул. — Пойдем выпьем, коли я все равно не могу заснуть, так хоть отвлечься.

— Пойдем. Расскажи, как все было. И вообще про себя немного.

Мы сели за неубранный стол, я достал свою бутылку вина. Не убрал в холодильник, придется пить теплое. Понюхал, нормально, пойдет.

— Леха, давай молча выпьем. Помянем тех, кто не дошел со мной. Ты их не знал, но поверь, это были очень достойные люди. Тебе было бы интересно с ними пообщаться. Неординарные личности. Давай за них.