Я нашел подлинную родину - Винценц Мюллер Страница 27

Когда я имел честь беседовать с вами последний раз, у власти находился кабинет Вирта, с которым ввиду его социал-демократического уклона вы считали нужным вести борьбу; я предвидел, что этот кабинет падет, и полагал, что надо просто выждать. После того как к власти пришел кабинет Куно без социал-демократов, я надеялся на достижение взаимопонимания между рейхсвером и политикой кабинета. Относясь с большой симпатией к хорошо знакомому мне канцлеру, я влиял на его внутреннюю политику лишь в той мере, чтобы обеспечить себе его поддержку по всем вопросам, касавшимся вооруженных сил и вооружений. За это время в этой области сделано больше, чем я могу вам рассказать… Одобрял я или не одобрял политику имперского правительства — такой вопрос не возникал, так как я не считал себя вправе открыто высказывать свое мнение. Несмотря на это, я не забываю, что я и рейхсвер должны выглядеть как сильнейшая опора правительства, с политикой которого я по важным вопросам внутренне не согласен…

Веймарская конституция не является для меня nolime längere, я не участвовал в ее создании, и ее основные положения противоречат моему политическому мышлению. Поэтому я с пониманием отношусь к тому, что вы объявляете ей войну, как это стало ясно во время нашей последней беседы. Я полагал, что развитие событий приблизит изменение конституции, и надеялся помочь осуществлению этой цели, но таким путем, который лишь в случае необходимости ведет через гражданскую войну…

Выносить приговор избранной вами политике — это не моя задача и не мое намерение… Я считаю кабинет Штреземана даже после его реорганизации нежизнеспособным. Это я высказал самому канцлеру и президенту, заявив им, что не могу долго ручаться за поведение рейхсвера при правительстве, к которому он не питает доверия. Более того, если в имперском правительстве не будет изменений, я с уверенностью предвижу гражданскую войну. Чем она кончится — неизвестно; во всяком случае, если ее не будут вести сплоченным единым фронтом все патриотически настроенные немцы, ее исход будет для нас гибельным».

Письмо это доказывает, что Сект влиял на внутреннюю политику и что он как начальник рейхсвера отвергал веймарскую конституцию, основу республики, защищать которую был призван рейхсвер. Если Маркс говорил, что Сект в начале ноября «списал» Кара, то это, следовательно, означает, что Сект отошел от мюнхенской группы, чтобы самостоятельно добиваться создания директории. Из важных показаний, данных на процессе против Гитлера, ясно, что мюнхенские заговорщики, как Кар, так и нацисты, преследовали одинаковые цели. Так, например, в обосновании судебного приговора по делу о гитлеровском путче от 1 апреля 1924 года говорится:

«Своей главной задачей Кар [как и фашистский Немецкий союз борьбы. — В. М.] считал борьбу против марксизма и создание надпартийной директории, ориентированной вправо и свободной от давления и изменчивых влияний парламента».

Гитлер на процессе подчеркивал общность целей Кара, JIоссова и Зейссера. А Сект заявил о беседе с Гитлером: «Наши цели были едины, только шли мы к ним разными путями». Разница же состояла в том, что мюнхенцы хотели прийти к власти с помощью насилия, посредством «марша на Берлин», на манер марша Муссолини и итальянских фашистов на Рим, тогда как Сект хотел добиться того же легальным путем, то есть через посредство президента. Когда возникла такая возможность, Сект не использовал ее, так как считал, что время для диктатуры еще не пришло, и он действовал так главным образом потому, что учитывал противодействие диктатуре со стороны рабочих и других слоев населения.

«От солдат я требую повиновения!» — за этот принцип Секта хвалили, им восхищались, а сам принцип истолковывали как свидетельство того, что рейхсвер стоит вне политики. Однако этим словам давали и другое толкование: солдаты и офицеры должны выполнять только приказы своих начальников и воздерживаться от собственных мнений и решений. Среди офицеров постепенно возник своего рода миф о подлинных и мнимых высказываниях Секта. Когда 13 марта 1920 года ожидалось вступление морской бригады Эрхардта в Берлин и Эберт спросил, как относится к этому рейхсвер, Сект якобы ответил: «Рейхсвер не стреляет в рейхсвер». Месяц спустя Сект был назначен начальником Главного управления сухопутных сил. В другой раз Сект на вопрос, надежен ли рейхсвер, ответил: «Надежен ли он, я не знаю, но мне он подчиняется». В связи с обсуждением опасности путча в Баварии в 1922 году Сект якобы заявил на заседании кабинета: «Господа, в Германии никто не может организовать путч, кроме меня. Я же заявляю, что не собираюсь устраивать его». Наконец, на заседании правительства 26 ноября 1923 года, непосредственно перед введением чрезвычайного положения, Сект на вопрос, кому подчиняется рейхсвер, якобы ответил Эберту: «Рейхсвер подчиняется мне».

О подобного рода высказываниях Секта я с ноября 1923 года слышал немало разговоров в Министерстве рейхсвера. Но никогда на эту тему не говорили Шлейхер или сотрудники его отдела. Все, кто распространял заявление Секта, в большей или меньшей степени выражали удовлетворение тем, что в них содержатся оговорки в отношении республики, правительства, а также президента Эберта. Собственно говоря, безразлично, действительно ли каждое высказывание Секта по содержанию и по обстановке, в какой оно было сделано, отвечает истине. Имеет значение другое: Сект, как особенно хорошо видно на примере событий 1923 года, поддерживал связи с антиреспубликанскими кругами и преследовал цели, направленные против республики. В рейхсвере, например, в Мюнхене, он с 1921 года терпел такие порядки, которые если не вызвали, то по крайней мере обострили политический кризис осенью 1923 года. Притворяясь, что он симпатизирует баварским националистам, Сект поддерживал в рейхсвере, особенно в его баварских частях, известные надежды. Если Гесслер в 1923 году считал, что рейхсвер слишком слаб, чтобы предупредить выступление мюнхенских путчистов, то можно констатировать, что у Секта не было никакого повода для вмешательства рейхсвера, так как он собирался использовать путчистов для своих целей. Восторженные поклонники и сторонники Секта внутри и вне рейхсвера называли его сфинксом, выражая этим ему признание и одобряя его непроницаемость. Они выражали надежду, что, когда настанет час, республике будет нанесен удар. Свое желание изменить государственный строй эти круги связывали с новыми надеждами на создание предпосылок для осуществления более жесткой внешней политики. Они мечтали о реванше за проигранную войну и Версальский договор.

В середине февраля 1924 года Сект, учитывая недовольство широких слоев населения, перестал сопротивляться отмене чрезвычайных полномочий, возложенных на него 8 ноября 1923 года. В соответствии со статьей 48 имперской конституции он ходатайствовал перед президентом Эбертом об их отмене. Чрезвычайные полномочия были отменены 1 марта 1924 года. В Баварии же чрезвычайное положение сохранялось до февраля 1925 года.

Среди офицеров Министерства рейхсвера высказывались разные мнения о событиях 1923 года, особенно о чрезвычайном военном положении. Одни были довольны ходом событий, в частности, тем, что рейхсвер играл в них значительную роль. Другие критиковали Секта и упрекали его за то, что в 1923 году он упустил шанс захватить всю власть, что позволило бы ему осуществить «национальную» политику дальнего прицела, и называли Секта «стареющим монархом».