Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии "Герман Геринг" - Карл Кноблаух Страница 26

Я прошел по позиции. Все солдаты говорили мне:

— Патроны кончаются.

Положение стало отчаянным. С верхней ступеньки лестницы помещичьего дома я посмотрел на запад. На поле я увидел советскую пехоту и цепь танков. Перед позициями 4-го полка у Драймюле горели два «Т-34». Значит, передовые части русских находятся уже в трех километрах позади нас. У Хохлинденберга колонна танков без боя двигалась на запад. Южнее русские ворвались в Эллернбрух и быстро продвигались к Вальдеку. Я почувствовал, как воротник сдавил мне шею. У меня было такое чувство, как будто на ней затянули удавку. Стоявшие вокруг меня солдаты смотрели на меня молча с недовольными лицами. Они знали, что их судьба зависит сейчас от моего решения. Если я приму решение держаться, они беспрекословно останутся здесь, погибнут или попадут в руки русских. Я позвал лейтенанта Шнайдера, обер-фенриха Штагуна и принял другое решение:

— Батальону прорываться на запад. Штагун, вам встретить роты в лесу, в двух километрах позади нас, и вывести к немецким войскам. Позаботьтесь, чтобы ни один раненый не попал к русским. Не забудьте, что со вчерашнего дня мы подчиняемся 45-му гренадерскому полку. Я и лейтенант Шнайдер с двумя фузилерами остаемся здесь прикрывать отход.

Мой приказ был принят без согласования с полком. Может быть, мне за него придется ответить перед вышестоящими инстанциями. Я отбросил свои сомнения по этому поводу. Развернувшиеся события не допускали других мыслей.

Шнайдер, я и два батальонных посыльных устроили фейерверк из остатков боеприпасов. Залп с левого угла двора, потом — с правого.

Остатки батальона были уже в 600 метрах позади меня. Солдаты брели по одному и в колонну. Я посмотрел на часы: 15.40! Может быть, русские не заметят, что здесь делается?

Из укрытия я наблюдал, как с востока русские опять пошли в атаку. Наверное, целый батальон. Расстояние 400 метров. Теперь вводить в заблуждение некого. Я крикнул Шнайдеру и посыльным:

— Отходим немедленно!

Я оглянулся и увидел двух моих солдат, бегущих через двор. Раздалась пулеметная очередь. Оба свалились на землю — убиты! Я почувствовал во рту отвратительный вкус.

Под прикрытием вытянутого амбара я бежал на запад. Шнайдера я увидел на другой стороне двора. Теперь по внутренней части двора ударила советская противотанковая пушка. Снаряды били во внутреннюю стену. Я миновал амбар и бежал дальше на запад. Теперь справа открыла огонь русская пехота с расстояния всего 100 метров. Пришлось залечь за большой кучей навоза. И тут я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Попытался выбраться из этого положения. Ничего не получается. Каждый раз шквальный огонь прижимал меня к земле. Во мне проснулся страх, простой страх. Я почувствовал, что должен принять неминуемое решение, и немедленно! Или меня возьмут в плен за этой кучей навоза, а потом застрелят, или я брошу вызов судьбе и побегу по открытому ПОЛЮ. Я бросил планшет и уперся стволом автомата в снег. Потом резко вскочил и побежал. Справа по мне открыли огонь. Я бежал дальше, пока глаза не застелила пелена. Если сейчас у меня сдадут нервы — я погиб. Я бежал настолько быстро, насколько. это позволяли мягкая пашня и таящий снег. Взгляд направо чуть не заставил меня оцепенеть: параллельно направлению моего бега стояла цепь русских и, стреляя, приближалась ко мне.

Я бежал дальше. Мои шаги становились короче, я почувствовал, что силы оставляют меня, в глазах потемнело, и я успел только понять, что падаю. Как долго я лежал в раскисшем снегу, не знаю. Откуда-то издалека я услышал, как мне кричат:

— Вставайте! Вставайте!

А потом — автоматные очереди.

Когда я очнулся, то увидел стоящего рядом со мной лейтенанта Шнайдера, отстреливающегося от русских из автомата. Страх снова заставил меня подняться на ноги. Во рту у меня был вкус крови. Я плюнул и закашлялся. Снова полон рот крови.

Шнайдер и я снова побежали. Русские подошли ближе. Я ясно видел их небритые лица, болтающиеся полы их шинелей и слышал душераздирающий крик «ура!». Они стреляли от пояса. Пули свистели и щелкали вокруг нас. То, что нас еще ни одна не задела, было чудом.

Силы снова оставили меня. Я больше не мог. Колени подкосились, я свалился. «Это конец, — подумал я, — но Шнайдер должен спастись!» Я крикнул ему:

— Шнайдер, бегите! — и опять потерял сознание.

Когда я пришел в себя, Шнайдер менял магазин.

Я с трудом поднялся. Мы заковыляли по раскисшей пашне, покрытой мокрым снегом. Снова у меня был полон рот крови. Я сплюнул. После припадка кашля кровь пошла сильнее. Наверное, открылось мое ранение в легкие, полученное в 1943 году.

Нам еще оставалось метров сто до спасительной складки местности перед лесом, в котором мы хотели скрыться и идти за советским авангардом, который атаковал Драймюль. Вторая волна русских, преследовавшая нас от имения Платтау, дышала нам в затылок. Русские продолжали стрелять. Опять ударила противотанковая пушка. Вдруг я почувствовал удар в грудь под левой рукой. Я заметил, как горячая кровь потекла по ребрам, скапливаясь у брючного ремня. Но я еще мог идти. Страх поставил меня на ноги и погнал вперед.

Вот и лес. Мы добрались до него. Я постепенно начинаю понимать, что мы убежали от русских. Только сейчас! Русские, наверное, до верхнего края нижней губы были налиты водкой, иначе они в нас обязательно бы попали!

— Черт возьми, Шнайдер, без тебя бы меня прикончили! — вырвалось у меня.

— А я не мог тебя оставить, — ответил он.

Мы оба заметили, что безо всяких слов вдруг перешли на «ты».

Потом мы шли по лесу дальше на запад. То и дело мы останавливались и прислушивались. Куда мог пойти Штагун с остатками батальона? Лес казался мне неспокойным. То и дело слышался треск сучьев. Я предложил Шнайдеру выйти на южную опушку леса и идти вдоль нее. Где-нибудь должны же мы встретить немецкие войска. Мы вышли из леса и шли вдоль опушки след в след на юг. Вдруг Шнайдер показал мне на темное пятно впереди. Это мог быть сарай или танк. Держа пальцы на спусковом крючке, мы осторожно стали приближаться. Еще через 30 метров я услышал, как часовой в секрете лязгнул затвором и сразу после этого раздался окрик:

— Стой, кто идет?!

— Не стрелять! Немцы!

Мы осторожно приблизились и вышли к немецкому штурмовому орудию. Наверху в люке показался лейтенант:

— Кто такие и откуда?

— Старший лейтенант Кноблаух, 2-й фузилерный батальон «Герман Геринг», а это — лейтенант Шнайдер, Со вчерашнего дня мы находимся в подчинении 45-го гренадерского полка. Только что сорвались у русских с крючка. Идем из вон того леса.

— Черт, такого не может быть. Лес полон русских. У меня задача держать оборону по направлению к лесу, чтобы обеспечить открытой для отступающих подразделений дорогу Норденбург — Гердауэн. Через десять минут я уезжаю. Можете ехать со мной. Привезу вас на КП полка!

Наконец-то время пришло. Механик-водитель запустил мотор. Я получил место в штурмовом орудии, а Шнайдер разместился на броне. Покачиваясь, машина выбралась на дорогу. Я сидел на импровизированной скамеечке, пытаясь не удариться головой о броневые листы. Через щели между ними задувал холодный воздух и не давал мне уснуть от переутомления. Потом я потерял сознание. Как сквозь туман я помню, что штурмовое орудие остановилось, заглушили мотор. Лейтенант похлопал меня по плечу: