Разведчик морской пехоты - Виктор Леонов Страница 21

Контр-адмирал Николаев сказал нам, офицерам разведки:

— Большому кораблю — большое плавание, бывалым разведчикам — дальние походы. И после небольшой паузы:

— Не так, чтоб очень дальние, но берег норвежского полуострова Варангер надо прощупать.

Дубровский получил назначение в другую часть, и я в новой должности замполита отряда знакомлюсь с молодыми разведчиками, недавно прибывшими в отряд.

Первым, помню, явился к нам электрик с базы, стройный сероглазый старшина второй статьи Павел Колосов. Павлу двадцать один год. Десятиклассное образование он получил в Ленинграде. Там, в трудные дни блокады, умер его отец. Под Ленинградом, на фронте, погибли брат и другие близкие родственники Павла, а больную мать соседи эвакуировали в Сибирь.

Я смотрю на молодого моряка и думаю о том, что, оставаясь электриком в базе, он сохранил бы больше шансов встретиться с матерью. Приходит на ум и другая мысль: была семья Колосовых, большая рабочая, ленинградская семья. И вот, на третьем году войны, у вдовы, и у матери остался из сыновей только этот светлоглазый, статный парень, который добровольно решил избрать трудную, полную опасностей и лишений дорогу разведчика. Может быть, его увлекли романтические рассказы о наших походах? Может быть, он видит одну лишь героическую сторону жизни разведчика? О ней преимущественно пишут в «Краснофлотце» и в других фронтовых газетах…

— Вы что-нибудь слышали, Колосов, о боях на Могильном?

Сказал и пожалел. Зачем задавать новичку такой вопрос? А Павел Колосов, вероятно, догадываясь, о чем я думаю, заговорил быстро, очень убежденно:

— Еще до вашего похода на Могильный я подал контр-адмиралу несколько рапортов с просьбой направить меня в разведку. И после Могильного писал… Я имею второй спортивный разряд… У меня погибли отец, брат, и… и я очень хочу быть в разведке. Вот увидите — я буду хорошим разведчиком!

— Это не довод…

Ищу слов, чтобы убедить Колосова серьезно подумать над своим решением, и не нахожу их.

— Новичков мы направляем в отделение старшины Манина. Запомните, Колосов, у Манина образование семилетнее, и то с натяжкой. Зато по части разведки он большой мастер. Строг, требователен, и если в чем провинитесь — отчислим из отряда. А уволенный из отряда может позавидовать тому, кто просто списан на берег. У нас человек весь па виду. И уж если мы (я резко подчеркиваю слово «мы») кого-либо отчислили — значит человек этот растяпа, лгун, трус!

Удивительное дело: чем строже я говорю, тем больше светлеет лицо и радостней блестят глаза молодого моряка, понявшего, что судьба его решена — он зачислен в отряд морских разведчиков.

В канцелярию заходит дружок Колосова Михаил Калаганский. Павел медлит уходить, смотрит на меня с таинственной улыбкой, какая бывает у человека, который хочет что-то сказать и не решается. А устремленный на меня взгляд Павла красноречивее всяких слов говорит:

«Это и есть Калаганский, тот самый Миша Калаганский!»

Милый Паша, напрасно ты волнуешься! Знаем твоего друга — он вполне подходящий для нас товарищ. И не потому, как ты это, Паша, считаешь, что в Доме офицеров, на борцовском ковре, Калаганский устоял против нашего отрядного силача Ивана Лысенко. Не потому, что Калаганский, еще, будучи в институте, с первого курса которого ушел добровольно на фронт, считался там чемпионом по борьбе. Комсомольца Калаганского рекомендовало командование базы. В его характеристике записано, что он отлично знает все виды оружия и — это особенно для нас важно — радиодело. Нам нужен такой разведчик-радист, как Калаганский.

Павел, наконец, уходит. Я остаюсь теперь с широкоплечим, слегка сутулым, невысоким старшим матросом. Лобастое лицо с хищным орлиным носом обрамляют гладкие черные волосы. На вопросы отвечает коротко, четко, исчерпывающе ясно. Говорят, что Калаганский хорошо поет и играет на баяне. Внешне он кажется хмурым, замкнутым. Пройдет немного времени, и в дружной семье моряков-разведчиков скажутся достоинства и недостатки новичка. А пока пошлем его на выучку к опытному радисту-разведчику старшине первой статьи Дмитрию Кажаеву.

Из подразделения ПВО в отряд пришел Андрей Пшеничных. Я знал Пшеничных как опытного лыжника, но никак не предполагал, что он попросится в разведку. Андреи демобилизовался в запас задолго до войны, обосновался в Мурманске, женился, имел четырех детей. Когда я находился на лыжной базе отряда, Пшеничных части наведывался туда, помогал мне тренировать разведчиков. Семья Пшеничных эвакуировалась к родным, в Воронежскую область, и уже там оказалась на территории, оккупированной врагами. В газетах писали о зверствах фашистов, и Андрей с горестью думал о судьбе своей семьи.

— Вот я, наконец, попал в разведку! — сказал он, пристально глядя на меня своими черными, чуть раскосыми глазами. — Теперь повоюем!

Потом в отряд прибыли два комендора из одной береговой батареи, два Виктора, Соболев и Карпов, а с ними — молодой, очень красивый матрос Володя Фатькин. Все спортсмены, у всех среднее образование и горячее стремление служить в нашем отряде.

Мы придавали большое значение физической подготовке будущих разведчиков. Среди нас были чемпион флота по лыжам Тихонов, чемпион по борьбе Лысенко, чемпион по плаванию Максимов, наш Макс, как называли его разведчики.