Зачем мы вернулись, братишка? - Алескендер Рамазанов Страница 2

– Такая странная фамилия. Это не шутка? – смуглая, унизанная кольцами рука осторожно подвинула серо-зеленую книжечку.

– Шутка? Я перед вами, ханум. На фото тоже я. Похож? Могу редакционное удостоверение показать. – В голосе сухощавого майора зазвучали веселые нотки. Это же надо! Глухая ночь. Пограничный город Термез. Обкомовская гостиница – лоно партии, можно сказать, и такой пассаж!

– Не надо вашего удостоверения, – подняла насурьмленные глаза породистая восточная красавица в расцвете лет. – Я не ханум. Аллахвердиев Акбар Акбарович. Смешно, да? Нет такой фамилии.

– Коллеги, у нас, кажется, проблемы. Вот хозяйка говорит, что я – это не я, – майор обернулся в полумрак вестибюля, где за низеньким вычурным столиком заполняли анкеты «коллеги» – плотный капитан с общевойсковыми эмблемами и широкоплечий парень в меховой куртке и вельветовой кепке. Последний и выбрался из кожаного кресла, подливая масла в огонь:

– А-а, пограничная зона. Конечно, это вражеский агент. Бдительность – превыше всего.

Капитан же громко хмыкнул и сверкнул из темноты очками в золотой оправе.

– Мадам, позвольте, – вельветовая кепка, казалось, просочилась вместе с очаровательной улыбкой и сочным тембром за холодное зеркальное стекло. – Уверяю вас – это он. Именно Акбар Акбарович. Посмотрите, у вас есть заявка из Ташкента, ЦК ЛКСМУ. Там все указано в точности.

– Ладно, ладно. Но все равно: не бывает такой фамилии. Второй этаж. Простите, в номере холодно. Отопительные приборы запрещены. Но там есть вторые одеяла.

Подхватили невеликий багаж – по дорожной сумке и картонной коробке у каждого. Майор отстал, на секунду задержался у стойки, что-то негромко сказал на мелодичном языке, отчего луноликая администраторша звонко рассмеялась, изящно повела рукой, как бы отмахиваясь. Ой, было в этом смехе такое, что не требовало перевода, но, тем не менее, у дверей люкса капитан поинтересовался:

– Акбар, на каком языке хозяйку развеселил и чем?

– На благородном фарси, Гриша. Она – таджичка. А сказал, что если замерзнем, то греться к ней придем втроем.

– Никак собрался?

– Нет. Таджички доверчивы и привязчивы. Страдать потом будет.

В номере было не просто холодно: от стены к стене гулял ледяной ветерок. Расположились, попытались полотенцами и старыми газетами законопатить огромное окно, потом бросили эту затею, поскольку был более приемлемый вариант. На свет явилась литровая бутыль, копченое сало, яйца, кольцо домашней колбасы и буханка черного хлеба, посыпанного тмином. Головку чеснока, подбросив на ладони, капитан с видимым сожалением отложил:

– Общаться завтра. Будем благоухать. Не поймут.

– Здесь это не грех, – заметил майор. – Да и колбаса с чесноком. Если пахнет чесноком, значит, мясо ел – богатый человек!

– А сало? Почему мусульмане и евреи сало не едят?

– Гриша, если бы они сало ели поголовно, то что бы нам осталось? – майор поднял в правой руке стакан с янтарной влагой, а левой приблизил ко рту кусок колбасы, облитой смальцем. – Ну, с прибытием нас!

Офицеры выпили, словно выстрелили – залпом, а Павел, отхлебнув слегка, отставил посуду.

– Я, братцы, лягу. Не в жилу, устал.

Лег, не раздеваясь, укрывшись добротной меховой курткой.

Майор и капитан выпили по второй, не сговариваясь, встали молча на поминальный «третий тост» и завершили ужин четвертым стаканом: «Чтобы третий подольше за нас не пили». Потом поверх одеял расстелили шинели, на головы натянули шапки с опущенными ушами и легли, установив стрелки одинаковых аккуратных будильников: майор на шесть часов, капитан – на семь.

Ну и пусть спят, под тиканье квадратных аккуратных часиков. Самое время объяснить: кто, откуда и зачем? И про будильники тоже.