Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Александр Авдеенко Страница 18

Еще километр, уже последний. Прорезалась сквозь белую толщу тумана темная радуга железнодорожного моста. Вот и большой валун, давным-давно, может быть тысячу лет назад, скатившийся с гор. Это уже левый фланг заставы.

Каблуков сел на мшистый валун, а Степанов остался на дозорной тропе, вглядываясь и вслушиваясь в туманную тишину.

- Эх, завидую я, брат, тебе! - вдруг шопотом сказал ефрейтор.

- Завидуешь? Это почему же? - удивился Степанов.

- Тебе еще три года носить зеленую фуражку со звездочкой, а мне надо завтра или через неделю надеть на голову какую-нибудь шапку или кепочку с пуговкой.

- В чем же дело? Оставайся на границе.

- Нет, поеду. Одна нога моя уже там, около матери… - Он горько усмехнулся. - А другая, может быть, так и останется здесь.

Повздыхав, Каблуков поднялся и, взяв у Степанова фонарь, двинулся обратно по дозорной тропе. Опять электрический луч заскользил по черной глянцевитой полосе, опять Каблуков не сводил с нее глаз. Против дерева, разбитого молнией, он остановился.

Приглядевшись, Каблуков обнаружил весьма слабые, неопределенной формы отпечатки. Их было двадцать шесть. Расположены они примерно на расстоянии восьмидесяти сантиметров один от другого, поперек всей полосы, от края до края. Форма отпечатков не похожа ни на след человека, ни на след зверя.

- Наверно, ухищренный след. - Каблуков опустился на колени, тщательно осматривая отпечатки. - Да, маскированный. Нарушители! - твердо объявил он поднимаясь.

Пожалуй, никакое слово не действует на пограничника так сильно, как это специфическое - нарушитель. Там, в тылу, потом разберутся, кто он, этот нарушитель, какого ранга, куда и откуда шел, с каким заданием. Перед пограничником же, когда на его участке нарушитель прорывается через государственный рубеж, стоит одна задача: как можно скорее поймать врага и обезвредить его.

Произнесите самым тихим шопотом у изголовья больного пограничника: «Нарушитель» - и он все сделает, чтобы подняться. Скажите это тревожное слово уставшему солдату, только что вернувшемуся из наряда, - и он в одно мгновение обуется и оденется, схватит винтовку с примкнутым штыком и будет готов к самому ожесточенному бою с врагом, к схватке один на один, к большому преследованию - по ущельям и горам, по таежному лесу, по болоту, по глухим камышовым зарослям, по песчаной пустыне.

Все, что занимало мысли Каблукова до этого, он отбросил, забыл. Видел только следы.

- Слышишь? - сдавленным шопотом спросил Степанов, трогая ефрейтора за плечо. - Кто-то идет.

Каблуков выключил фонарь и направил автомат в сторону границы, на звук быстро приближающихся шагов.

В тот же вечер на охрану границы вышел старшина Смолярчук. Его сопровождал рядовой Салтанов. От заставы они шли по тропинке, ведущей к границе. Пересекли служебную полосу и сразу же попали в зону, непосредственно примыкающую к линии государственного рубежа. Смолярчук каждое утро и вечер, в любую погоду выходил сюда и шагал за Витязем по хорошо ему знакомой тропе берегом Тиссы.

Смолярчук пустил Витязя, глухо скомандовал:

- Ищи!

Бесшумно ступая мягкими сильными своими лапами, низко нагнув массивную голову, вытянув хвост, Витязь не спеша продвигался по тропе. Все ему здесь было привычно: и местность и ее запахи. Для него не имело ровно никакого значения то обстоятельство, что ночь была непроглядная: он был способен учуять нарушителя и сквозь толщу тумана.

Через равные промежутки времени, через каждые две минуты, повинуясь выработанному рефлексу, Витязь оглядывался на инструктора, как бы ожидая приказаний.

Смолярчук командовал шопотом, который могла уловить только чуткая собака:

- Слушай!

Головастый, с широкой грудью, на высоких ногах, стремительный Витязь окаменевал - он слушал. Потом медленно, спокойно поворачивал голову в сторону Смолярчука и аккуратно складывал уши: все, мол, в порядке, можно двигаться дальше. Старшина жестом посылал собаку вперед.

Пять лет назад Смолярчук получил Витязя в школе служебного собаководства. Смолярчук попал туда позже других, когда уже все собаки были распределены. Оставался свободным только один, всеми курсантами отвергнутый щенок. Он был прекрасной породы, с замечательной родословной, но захирел из-за длительной, плохо поддававшейся лечению болезни. С ним долго бились и в конце концов списали бы, не подоспей во-время Смолярчук. Он взял тощего, длинноногого, шелудивого щенка на свое попечение и не пожалел ни труда, ни времени, чтобы выходить его.

Всем молодым собакам в первые же дни обучения присвоили клички. Получил имя и щенок Смолярчука. Витязем назвали его, конечно, в насмешку. Каждый курсант считал своим долгом позлословить над голенастыми ногами Витязя, над его безнадежно опавшими ушами, над голым хвостом и выпирающими ребрами.

Смолярчук занимался с отверженным вдали от собачьего шума и от школьной суеты. Учил и лечил. И через год выучил и вылечил. Витязь стал неузнаваем. Окреп. Налился силой. К полутора годам он прошел полный курс обучения, много и охотно тренировался. Смолярчук не ошибся, выбрав себе в друзья Витязя. Он был незаменим на сторожевой службе и в розыске. Безотказно работал и там, где оказывались бессильными и хорошие собаки: брал след десятичасовой давности.

…Пробежав метров пятьдесят, Витязь остановился, завилял хвостом и тихонько завизжал - верный признак того, что где-то неподалеку несут службу свои, то-есть пограничники. Запах каждого солдата и офицера заставы Витязь хорошо усвоил и никогда не смешивал его с чужим запахом.

Смолярчук прислушался. Справа, за линией служебной полосы, осторожно и равномерно двигался наряд. «Каблуков и Степанов», - подумал старшина.

Витязь все вилял хвостом, ожидая приказаний. Смолярчук подозвал его к себе и, приласкав, усадил у самых ног.

Пока они отдыхали, наряд, несший службу по ту сторону полосы, ушел далеко вперед. Двигался он, тщательно маскируя свет.

Но вот туманную мглу вдруг прорезал луч электрического фонаря. Он описал дугу и тревожно метнулся к земле, беспокойно ощупывая ее. Опытный следопыт, Смолярчук сразу понял, в чем дело: на взрыхленной почве обнаружены следы.

Он поднял Витязя и, выбросив руку вперед, отрывисто и властно сказал:

- Вперед!

Тревога инструктора немедленно передалась собаке, она бросилась в гущу тумана, потащила за собой Смолярчука. Он сдерживал ее, укорачивая поводок.

Минуты через две или три возбуждение Витязя дошло до предела: он бросался влево и вправо от дозорной тропы, возвращался, порывался бежать вперед. Смолярчук понял, что собака чует след. И в самом деле, метров через десять Витязь нагнул голову к земле, злобно ощетинился и круто свернул вправо. Смолярчук побежал за ним, в наш тыл, уже теперь не считаясь с тем, что топчет служебную полосу.

Момент, когда собака только стала на след лазутчика, - наиболее ответствен в работе инструктора. Она с бешеной, слепой силой устремляется за нарушителем, рвет поводок из рук инструктора, стремится получить полную свободу.