Солдат по кличке Рекс - Борис Сопельняк Страница 18

— Ну и пусть, — вяло решил он. — Главное, не достаться фрицам. Для того и забрался на болото. К своим все равно не выбраться. Когда пулеметная очередь прошивает живот, тут уж…

Мирошников снова потерял сознание. Как ни мал и легок ефрейтор, Рексу пришлось изрядно повозиться, чтобы вытащить его из трясины. Потом оп передохнул и потащил ефрейтора волоком.

Когда разведчики, потерявшие надежду найти товарища, возвращались к своим, почти у самых окопов они наткнулись на обессилевшего Рекса и ефрейтора Мирошникова. Тот был в полном сознании, но бойцы решили, что горячка уже началась: ефрейтор просил прощения у Рекса и, не дождавшись ответа, говорил, что все, мол, правильно: ни одна собака никогда его не простит, и вообще не стоило Рексу возиться с таким врагом собачьего рода, каким был он, Санька Мирошников.

Разведчики положили его на плащ-палатку и понесли к окопам. Мирошников все говорил и говорил, а руки его крепко прижимали к животу красную пилотку.

… Когда операция была позади и доктор Васильев пообещал, что Санька будет жить, капитан Громов облегченно вздохнул и поплелся в свой блиндаж. Рекс ждал его у входа. Глаза воспалены, морда заострилась, бока запали, шерсть потускнела.

— Да-а, — вздохнул Виктор, — достается тебе, Рекс. Паек отрабатываешь честно. Ладно, пойдем вперед, отдохнешь. Пристрою тебя около медсанбата, будешь раненых охранять. А мне в наступлении не до тебя. Извини, конечно, — потрепал его уши Виктор, заметив, что Рекс насторожился, — но разлучиться нам придется. А теперь давай отдыхать.

Два дня прошли спокойно. А на третий случилась беда. Побывав у Мирошникова, Виктор выходил из палатки медсанбата, и вдруг его остановил бледный, взволнованный Васильев.

— Беда, Витя, — глухо сказал он, даже не пытаясь совладать с прыгающими губами. — Большая беда.

— С кем? — почему-то шепотом спросил Громов.

— С Машей. Пропала она. Бесследно.

— То есть как пропала? Куда может деться живой человек, да еще в тылу? Немцы, конечно, шныряют — им «языки» тоже нужны, но сюда им не добраться.

— Немцы тут ни при чем, — поморщился доктор. — Она сама. Куда-то сбежала. Черт побери, и я, лопух старый, ведь догадывался, а молчал! Что стоило поговорить с человеком?! Может, и помог бы. Под трибунал пошел бы, а помог!

— Стоп! — взорвался Виктор. — Что ты мелешь? Какой трибунал? О чем догадывался? Чем мог помочь? Говори! — рявкнул Виктор.

— Не ори, — снова поморщился доктор. — Оба виноваты. Но прежде всего — ты! Сколько ты не видел Машу?

— Дней пять-шесть…

— И она ничего не говорила?

— Если ты о письмах с Урала, то я даже не намекал! Решил, что не время.

— А как она выглядела?

— Нормально. Только пошатывало ее. И малость бледная. Сказала, от недосыпа. Я сам такой. Забыл, когда ночью спал.

— М-да… А ты знаешь, что в аптечке медсанбата пропала хина?

— А-а, догадался! Где же это она в такую жару подцепила малярию?

— Да не малярию, а тебя, дурака! — взорвался доктор.

Виктор умолк.

— Т-ты хочешь сказать… — боясь своей догадки, наконец, выдавил он.

— Да, я хочу сказать, что Маша беременна. И не на первом месяце. В ее положении — это трагедия.

— Какая трагедия?! Это же прекрасно! Я не раз предлагал ей жениться, то есть выйти замуж, не раз предлагал уехать в тыл, а она свое: сейчас, мол, война, сирот и так много.

— Она права! — жестко сказал доктор. — Но я не об этом. Подумай: ты можешь погибнуть в любой момент, дома у нее — муж, который, конечно же, ее бросит. Значит, ребенок будет незаконнорожденный. Ты хоть представляешь, что значит быть матерью-одиночкой? А каково ребенку с прочерком в графе «отец»?

— Почему одиночкой? Я же вот он. Я жив.

— Пока — жив. И вообще, не о тебе речь. Куда она ушла? Куда может уйти женщина в таком положении?

— Как это куда? К врачу, конечно!

— К врачу?… Во-первых, в округе на триста километров ни одного гинеколога. А во-вторых, за такие дела — трибунал! В тылу и то за аборты судят, а тут и подавно.

— Погоди-погоди, — нахмурился Виктор. — Кажется, я начинаю догадываться. Ты только скажи: без врача ей не обойтись? Другого выхода нет?

— Нет.

— Тогда она будет искать какую-нибудь бабку.

— Где ее возьмешь, эту бабку? Бабки живут в деревнях, а тут сплошные доты и дзоты.

— Нет, Коля, одна деревенька есть. Четыре избенки осталось, но люди там живут. Не знаю, как насчет бабки, но, кроме как в Глаголевку, идти некуда. По дороге туда километров тридцать, но можно и напрямую. Все! Я знаю, что делать. Рекс, ко мне! Нужно что-нибудь понюхать. Ага, платок!

Виктор достал вышитый крестиком платочек, который Маша подарила ему на прошлой неделе, зажал Рексу пасть и сказал: «Нюхай!» Рекс втянул сладковато пахнущий воздух и вильнул хвостом.

— Порядок, запах взят! Теперь — вперед. Догнать! Догнать и охранять! Рекс, миленький, шагу не давай ступить. Сторожи и никого не подпускай!

Пускать собаку без ошейника — опасное дело, ведь каждая дрессированная собака знает, что в этом случае ей предоставлено право выбора, что делать с человеком — облаять, задержать, покусать или разорвать в клочья. Но другого выхода не было. К тому же Виктор верил в Рекса: зубы он пускает в ход только в случае сопротивления, а у Маши хватит ума не сражаться с собакой.

Рекс покрутился у палаток — следа нет. Потом начал бегать все расширяющимися кругами, пока не замер, вскинув морду.

— Отлично, след взят! — обрадовался Виктор и скомандовал: — Вперед!

Рекс помчался по пыльной колее.

— Теперь кто раньше! — крикнул Виктор доктору и побежал по едва заметной тропке напрямую к Глаголевке.

Бегущий человек в непосредственной близости к фронту — явление редкое, поэтому Виктора останавливали чуть ли не на каждом километре. «Пароль?» Проверка документов. «Куда спешите? По чьему приказу?» Пока отвечаешь, объясняешь, дыхание сбивается.

Наконец в котловине между холмами показались печные трубы. Виктор прибавил ходу. На бегу вспомнил, что дорога подходит к деревне с другой стороны, и взял правее. Спуск. Небольшой подъем. Ручеек. Кустарник. Виктор вырвался из кустов и с ходу чуть не врезался в Рекса! Тот лежал, вывалив язык, и запаленно поводил боками. Нос ободран. Глаза забиты пылью. Шерсть в репьях и колючках. Лапы кровоточат. Но уши стоят торчком! А раз так, значит, он сторожит!

— Где Маша? — спросил Виктор, переводя дух, будто Рекс мог ответить. — Маша! — позвал он. Потом набрал побольше воздуха, чтобы закричать на всю вселенную… и тут же выдохнул.

Под кустом, опустив босые ноги в ручей, сидела Маша. Виктор кинулся к ней. Остановился, чувствуя, что сейчас не сдержит слез. Прыгнул к ручью, ополоснул лицо. А в висках стучало: «Успел или не успел? Перехватил ее Рекс или встретил, когда она шла из деревни? Лежит вроде бы так, будто отрезал путь к домам. Но кто знает, собаку ведь не спросишь…»