Раненый город - Иван Днестрянский Страница 17

Троица прибывших движется по комнате, дружески пожимая руки. Оглиндэ — спокойный, молчаливый, темноглазый молдаванин, держится в тени своих разухабистых приятелей. Но в бою он не менее, если не более надежен, чем Серж и Жорж. А если бы не его трудолюбие, чистоплотность и кулинарные таланты, эти двое вообще покрылись бы вшами, струпьями, прыщами, изголодались, изорвались, изосрались, ну и давно сдохли бы, короче говоря. Оглиндэ — старшина и кормящая мать второго отделения, все равно что наши Федя и Тятя в одном лице.

Серж на правах предводителя подозрительно оглядывает нас и обстановку.

— Что-то уж больно щедрое ваше предложение! Ах, сволочи, вашу мать! Выжрали «Дойну» и пригласили нас на дешевые объедки!

— Серж, как ты можешь, там был тот же коньяк! Это все разливной «Аист», просто бутылки разные! — честным голосом вру я.

Серж ни черта не разбирается в коньяках. Все его познания сводятся к бдению над количеством звездочек и лет выдержки. Чем больше звездочек и лет, тем больше он доволен. А на вкус может быть бурда бурдой, ему без разницы. Ему, наверное, по носу проехал тот же МТЛБ, который распластал Семзенису уши. Матерящийся Серж поворачивается в другую сторону, и я делаю отчаянный жест Тяте и Феде, чтобы они скрутили оставшимся бутылкам пробки. Иначе я буду уличен. Они врубаются, исполняют стремительно. Прикрыв тылы, бросаюсь в наступление:

— Обнаглели, пироманы! Их хотят поить, а они возмущаются! Да после того, как скончался ваш пекарный цех, вас можно вообще не принимать во внимание!

— Честь имею доложить, их рыльца тоже в пушку! Застигнуты мною при распитии «Тигины»! — помогает Витовт.

— Пара бутылок — не стол! — рубит Серж. — Не ваши масштабы! И одну из них мы от сердца рвем!

Он выкладывает на стол узкую бутылку с высоким горлышком. Еще раз подозрительно всех оглядывает.

— Ну и рожи! Особенно красные у этих двух! — тычет он пальцем в Гуменюка и Кацапа. — Так я и думал! Это по их любезности мы получили приглашение! Замок занервничал, что скоро на них появится зеленая полоса, как на нашем флаге! [24]

— Ладно! Откуда «Тигина», спрашиваю?

— Они в последний день перемирия с опоновцами выменяли у них пятнадцать бутылок «Тигины» на пять литров эссенции. Две с тех пор держали в НЗ, — отвечает за Сержа Семзенис.

— Щедрый обмен! Облапошили врагов! Не замечал за вами торгового таланта!

— Ерунда, — фыркает Серж, — просто полицаям, мать их перемать, до смерти приспичило клюкнуть нашей эссенции! У них наоборот, «Тигина» в печенках сидела. На сладенькое потянуло! Перетрахали друг друга в задницы от безделья и забеременели, наверное.

— Вот что, волки, пришли пить — пейте! Виу… Виа… — тьфу, ну имена же нерусские у вас, Виорел, не стесняйся! — не особо тактично обращается к Оглиндэ Гуменюк.

— Имя как имя, а вот если у тебя, заика, увижу еще рюмку до краев, хана тебе, мигом улетишь отсюда на пост! — бешусь я.

Моя ругань с Гуменяры — как с гуся вода. И Виорел не обижается. Он знает, что Серега Гуменюк — просто дурак и национальность для него, на самом деле, ничего не значит. Зря я психанул. Все оттого, что перед Дунаевым роль наставника начал играть. За неудачное слово нарядом грозить глупо. Здесь все свои и по национальному вопросу языком не проходятся только немые. Хохмы порой случаются порядочные. Как-то раз вызвали того же Виорела на допрос волонтера, которого сцапали разведчики с набитым рухлядью мешком в брошенном доме. И притворялся засранец, что не понимает русского языка. Вот его в штаб и притащили. Чем черт не шутит, а вдруг румын? Допрос вышел на славу. С гневных реплик Оглиндэ и тягостного мычания мародера все чуть со смеху не угорели. Особенно когда Виорел пленного по-молдавски уже разговорил и, тыча пальцем в мешок, по-русски спрашивает: «А это что такое? Ты что, озверел?» Тот молчит. «Одурел?» Опять молчит. Но потом видит, не получится незнайкой прикидываться, и, кося под дурачка, отвечает: «Нет… Я не озверел, не одурел — Дариел меня зовут…» Тут батя, последним хранивший грозный вид, как заржет! «Мотайте, — говорит, — с ним из штаба, он такой же румын, как вы индейцы!» И пошли острословы разносить шутку о том, что «одурел», «озверел» и «охренел» — это новые такие молдавские имена, для самых тупых и национально озабоченных. Возможно, как раз об этой, уже подзабывшейся, шутке так неуклюже вспомнил Гуменюк.