Блокпост 47Д - Андрей Ефремов Страница 16

«Вызываю огонь на себя»

(Афиша х/ф из цикла — кино и немцы)

(Ножай-Юртовский район).

Надо сказать, в ОМОНе у всех бойцов, не только у командиров, есть свой позывной и настолько этот самый позывной притирается к человеку, что становится неотъемлемой его частью. И обращаются все друг к другу чаще всего не по имени-отчеству, так как этот процесс занимает слишком долгое время, а по позывному. Когда приходится иметь дело с людьми из других подразделений, то при знакомстве, в первую очередь, вместо имени можно услышать именно позывной. И это совершенно даже не фамильярность, а просто — жизненная необходимость. Надо сказать, это очень удобно в боевой обстановке, когда каждая секунда дорога на вес жизни.

Подходит молодой, но опытный боец Охотник, потому, как действительно хороший охотник, рано утром к Геркону, мужику лет за сорок, который связист и ремонтник. Оба люди уважаемые. Потому, что уважают друг друга. А у Охотника еще и орден Мужества. Геркон, брея сам себе голову в палатке, изображавшую мастерскую связи, говорит:

— Здравствуйте, Сережа!

Охотник:

— Здравствуйте! Как дела?

— Прекрасно!

— Слышь, Геркон, сон приснился мне. Сердце чтой-то недоброе вещует.

— Выражайся яснее. — Скрючившись у зеркала мылит голову Гаврила.

И вот, пока Геркон бреется и полощется, Охотник кратко рассказывает:

— Ну вот, Гаврила, снится, будто бой идет, ну, жопа полная, меня в левую сторону груди ранило. И братва меня с поля под огнем пытается вытащить.

«Господи, прости!» — про себя сотворил молитву Геркон, припоминая, что «жопа полная» у охотника бывала частенько, затем с деланным безразличием:

— И что?

— Вот и томление в грудях. И всё.

— Не бери в голову, Серега, все будет чпок!

Явно облегчивший душу Охотник степенно удалился в так называемый спортзал колотить груши и макивары. Геркон же ушел в молитву.

День прошел как обычно в хозяйственно-бытовой суете. Вечер — в возбужденно пивном аромате. Половина ночи — в сопровождении ахов, охов и фраз: «Дас ист фантастиш!» — от видеомагнитофона и звуков ленивого боя где-то в горах. Это обычно продолжается до трех-четырех часов. Для того, чтобы уснуть в относительной тишине, Геркон завязывает глаза банданой, запихивает глубоко в уши наушники плеера и мучительно пытается заснуть под успокаивающую музыку Моцарта.

И вот, как только всё вроде бы угомонилось, ровно в пять часов утра звучит команда: «Па-адьем!». Отряд в количестве двадцати человек с тремя фэйсами, взводом десантников и взводом добрых самаритян отправляется в Ножай-Юртовский район на зачистку. В располаге остаются Доктор, подполковник пятидесяти шести лет, Геркон, Гриша Белко, Антоха Слепков и маленький ростом, но довольно шустрый, боец Петя Кизилов. Вернуться с зачистки должны вечером. И к вечеру же должна быть готова баня.

После того, как все убыли, маленькая команда позавтракала. Петя, как особый ценитель и любитель бани, стал готовить и затапливать баню.

Часам к десяти стала происходить какая-то нездоровая суета на малом рынке — это место метрах в ста пятидесяти от группировки, и там располагаются три дощатых прилавка. Обычно там идет торговля специально для войсковых мелкими предметами обихода и пивом. Заправлял торгом и командовал своим торговым кланом, якобы официально отошедший от своих бандитских дел, всегда улыбчивый бывший полевой командир по имени Мустафа. Из поселка стали подходить люди: женщины, старики, дети, но были и молодые парни. Никто не митинговал, не буйствовал. Просто тихо стояли и разговаривали меж собой.

Из других подразделений стала просачиваться информация: поселковые протестуют против беспредела федералов — ночью вертолет расстрелял стадо коров из тринадцати голов и двух пастухов. Хотя, на самом деле, это значит, что вертолетчики в тепловизор увидели передвигавшуюся банду и ликвидировали ее. Даже местные пастухи знают, что вертолетчики и по ночам отличают коров от людей, и потому в темноте, со своими тощими и костистыми коровами, не шарахаются от вертолетов.

Официальный представитель администрации поселка полевой командир по имени Муса о чем-то долго разговаривает на нейтральной полосе с командиром батальона ВВ.

Петя Кизилов вразвалочку, особой спецназовской походочкой, подходит и говорит Геркону:

— Сейчас начнется настоящая мужская работа — убивать женщин и детей.

— Тебя убью. — Не принял шутки Геркон. — Баня как, Петя?

— Готово. — Отвечает Петя и уже обращаясь к Доктору, — Док, вы бы уже шли париться.

— Понял, — Говорит Доктор, — почему бы и нет. — И взяв в руки оружие с разгрузкой, пошел наслаждаться банным парком.

Рация знакомым голосом произносит: «Пилите, Шурик, пилите! Они же золотые!» — Не менее знакомый басок отвечает: «Прекращайте базар!» — Это значит, отряд движется домой, в Дарго.

Ближе к обеду толпа у малого рынка начала расходиться. Напряжение стало спадать. Но ненадолго.

Далеко в горах раздалось два мощных взрыва с интервалом в пять секунд. И сразу же за этим, судя по хаотичным автоматным и пулеметным очередям, стала происходить какая-то лихая битва. Пробудилась от долгого молчания рация, опять раздались, но уже возбужденные, голоса командиров и бойцов:

— Нашу машину подорвали!

— С какой стороны обстрел?

— «Пост один», вызывай артиллерию на этот кирпичный дом там то и там то (даются координаты).

Слава Богу, не побежал Геркон вызывать артиллерию. Выждал минуту….

Тем временем в расположении Самарского ОМОНа тоже суета. Все вооруженные и в броне занимают позиции, будто это их обстреливают. Шум, крики, команды, беготня. Тамошний связист Паяльник, взобравшись на свой блиндаж, что-то кричит и подает руками знаки Геркону:

— Хе-ер Ко-он!.. О-о-ё!.. О-о-у-у-и-е!.. Хари-ила-а, ы-я-ы-ы?…Мать!

Герасимыч ничего не понимает. Чётко доходит только слово «Кольцо!». Неужели самарцы, что через дорогу, окружены? И почему не по рации? — думает Геркон, — а, блажь.