Черный генерал - Генрих Гофман Страница 13

– Ясно, товарищ капитан! Выполним в лучшем виде.

Смуглое лицо молдаванина сияло от удовольствия.

К вечеру небо затянулось плотными тучами. В сыром ущелье сумерки сгущались быстро. Неожиданно стал накрапывать мелкий моросящий дождь. До наступления темноты еще шесть воинских эшелонов с различной техникой проследовали мимо притаившихся партизан. По шоссе изредка проезжали грузовые и легковые автомобили.

Когда наконец наступила ночь, Мурзин вывел из леса первую роту отряда. Миновав железнодорожное полотно, люди быстро спускались с насыпи. Торопливо сняв обувь, осторожно ступали в воду. Быстрый холодный поток с урчанием бился о камни. Сразу заледеневшие ноги неуверенно ощупывали дно, натыкались на острую гальку. Если кто-нибудь падал, споткнувшись, цепкие руки товарищей сразу помогали ему подняться. Вода порой доходила почти до пояса, промокшая одежда липла к телу. Мурзин вспомнил, как его учил когда-то знакомый партизан-кавказец: «Когда переходишь через бурную горную реку, не смотри на воду. Закружится голова, не устоишь на ногах. Снесет. Смотри прямо вперед или хоть на небо». И действительно, стоило только глянуть вниз, как от стремительного мелькания поблескивающих в темноте у ног водяных струй сразу же начиналось непреодолимое головокружение и хотелось ухватиться за что-нибудь или опереться руками о дно… Прав он был, тот самый Шалико, что погиб потом на Украине, вдали от своих горных рек.

Люди упорно преодолевали стремительное течение и друг за другом выбирались на противоположный берег.

Мурзин перешел Ваг одним из первых. Еще не натянув сапог, он остановился на обочине шоссе и стал поторапливать партизан, направлявшихся к лесу.

– Бегом, бегом по асфальту. Согрейтесь. А то простудиться недолго.

Наконец командир роты, замыкавший строй, доложил, что все его люди уже переправились. Мурзин собрался покинуть свой пост, когда вдали мелькнул свет автомобильных фар.

– Ложись! – глухо крикнул он и, обхватив командира роты, повалил его в неглубокий кювет.

Шуршащий шелест шин ветром пронесся над головой. А позади, сквозь рокот бурного Вага, пробивались еле слышные звуки, по которым можно было догадаться, что вторая группа уже начала переправу. С этой группой должен был прийти и Ушияк. Шум автомобильного мотора затих вдали. Мурзин сел на землю, протер носовым платком ноги, обмотал их сухими портянками и с трудом натянул голенища сапог на мокрые брюки.

– Иди в лес. Собирай своих и размести их так, чтобы могли простреливать дорогу в обе стороны, – приказал он командиру роты. – А я здесь Ушияка подожду.

– Хорошо! Только рискованно вам одному оставаться.

– Ничего! Волков бояться – в лес не ходить. Топай быстрее.

Командир роты перебежал дорогу и растаял в темноте. Мурзин спустился на каменистый берег реки и, снова встречая партизан, поторапливал их, указывая путь к лесу. Вскоре его окликнул Ушияк:

– Юрий-братор! Это ты здесь движение регулируешь?.. Какая машина сейчас прошла?

– Легковая. «Оппель-капитан», по-моему.

– С бошами или цивильная?

– А кто ее знает. Я на всякий случай в кювете спрятался.

– Давай, Юра, оставим здесь патруль. Пусть другим дорогу показывает. А сами пойдем в лес. Не место нам тут глаза мозолить. Так ведь у вас говорят?

Лес начинался почти у самого шоссе. Ушияк шел босиком. Наступив на сухую шишку, он выругался и, присев под деревом, стал натягивать сапоги. Мурзин засмеялся:

– Крепко это у тебя получается.

– Что крепко? – не понял Ушияк.

– Здорово, говорю, ругаешься, без акцента. Когда так разговариваешь, акцент чувствуется.

– То правда же. Эти слова я первые заучил. Еще под Одессой, когда у бошей служил, ваших моряков в плену видел. Они такими словами немцев ругали. Смелые были вояки. Эти слова им злость прибавляли. А мы сами про себя тоже этими словами немцев ругаем. Вот и научился я их хорошо выговаривать. То было…

Протяжный гудок паровоза заглушил последние слова Ушияка. По ущелью прокатился грохот мчавшегося под уклон состава. Длинный луч света скользил по склону горы, выхватывая из темноты мощные стволы сосен и елей.

– Этот эшелон последний. Больше не пройдут, – сказал Мурзин. – Следующий через десять минут. К тому времени Павел Куделя уже сработает. Сейчас небось четвертая рота брод переходит. Теперь одни подрывники на той стороне остались.

– А если пассажирский состав пойдет? – Ушияк встал и пристально смотрел на красный фонарик удалявшегося состава.

– Тоже неплохо. Сейчас местные жители в основном по домам сидят, одни немцы по железным дорогам катаются.

Изредка подсвечивая ручным фонариком, Ушияк и Мурзин стали взбираться по склону навстречу глухо доносившимся издали голосам. С пышных, невидимых в темноте крон деревьев срывались крупные холодные капли воды. Мокрые ветви кустарника неприятно хлестали по рукам и лицу.

– Надо разрешить людям развести костры. Пусть посушатся, – предложил Ушияк.

– А я думаю, не следует этого делать. По шоссе в любую минуту могут немцы проехать…

– Ну и пусть себе едут, – перебил Ушияк. – Ночью в лесу нам бояться некого. Боши сюда никогда не сунутся. А если полезут, у нас есть чем ответить. Четыре партизанские роты – это сила. Так что пусть жгут костры. Застудить людей можем.

– Послушай, Ян, не дело ты говоришь. Ведь на той стороне эшелон подорвется. Уцелевшие немцы нас по кострам сразу разглядят…

– Зачем разглядят? К тому времени мы все костры потушим.

– Да чтобы их разжечь, минут двадцать нужно, А обсушиться все равно никто не успеет. Так что давай уж потерпим. Пройдем быстрым шагом километра два-три, перевалим за эту вершину и там уж на ночь привал устроим, И костры жечь можно, и на сушку времени хватит.

– Хорошо, хорошо! Уговорил. Только я думал, ты храбрый, решительный, а ты очень осторожный человек. Партизан должен уметь рисковать…

– То, что ты предлагаешь, – не риск, а головотяпство.

– Не понимаю такое слово, – обиженно проговорил Ушияк. – Как можно голову тяпать?

– Зачем сердишься, Ян? Это у нас поговорка такая.

– А у нас про голову другая поговорка есть: лоб широк, а в голове тесно.

Мурзин рассмеялся:

– Это совсем не то. Мы еще говорим: ум хорошо, а два лучше.

Ушияк промолчал, задумавшись, потом оживленно заметил:

– Это я понимаю. Очень хорошая поговорка. Надо запомнить. Ум хорошо, а два лучше, – повторил он назидательно. – Совсем как у нас с тобой. Сначала по-разному думаем, потом вместе правильно решаем. Так я говорю, Юрий-братор?

– Верно! – обрадовался Мурзин, довольный тем, что любитель русских поговорок Ушияк по достоинству оценил и эту.

Пройдя еще метров тридцать, они наткнулись на большую группу партизан. Ушияк отыскал командиров рот, приказал им строить людей и вести всех на вершину горы. Только первую роту он оставил в боевом охранении до прихода подрывников.