Русский штрафник Вермахта - Генрих Эрлих Страница 13

Это был еврей. Юрген никогда не видел живого еврея. То есть в Гданьске, может быть, и видел, но в памяти не отложилось. Дети безразличны к национальным различиям, они начинают замечать их, когда на этом акцентируют внимание родители. Вольф-старший не акцентировал. Когда же Юрген дозрел до собственных умозаключений и, лишенный отцовского влияния, стал пристальнее вглядываться в окружающий мир, евреев в нем уже не было. Но разговоров хватало, как и пропагандистских фильмов. В детдоме ими плешь проели. «Германия — форпост борьбы с всемирным еврейским заговором». Евреи правили всюду — в Америке, Англии, Франции и Советском Союзе. Западные страны были для Юргена такой же абстракцией, как и евреи, они легко складывались в образ врага. Да и отец, выступая в клубе, клеймил их теми же самыми словами: засилье банковского капитала, нещадная эксплуатация, упадническая культура, ложные ценности. Капиталисты всего лишь обрели национальность. Но нацистские пропагандисты приписали еврейскую национальность к комиссарам, своими устами порушив в сознании Юргена возведенное ими стройное здание. В комиссарах, чай, он понимал побольше ихнего. Комиссар в буденовке с большой красной звездой, в шинели с тремя горизонтальными красными полосами на груди был героической фигурой. Доблестный командир Красной армии и комиссар сливались воедино. Когда они играли в детстве в войну, главным командиром был комиссар. Юрген был комиссаром. Сталин был комиссаром, всегда на самых опасных участках. Комиссаром в сознании Юргена был и отец. Они не были евреями. Все вранье!

И вот — еврей. Под фуражкой с зеленым верхом, под добротной габардиновой гимнастеркой, под наброшенной на узкие плечи шинелью с никогда не виденными погонами, с одной звездочкой, скрывался еврей. Юрген определил его сразу и безошибочно, уроки расовой чистоты не пропали даром. Крупный нос загибается на самом кончике «еврейской шестеркой». Лицо худое, с впалыми щеками, а уши большие, мясистые и оттопыренные. То же и губы, как бы вывороченные. Тяжелые веки, тяжелый взгляд. Бог, подумал Юрген.

— Гражданин майор! — воскликнул Павел, вытягиваясь в струнку. — Рядовой второй роты Колотовкин! Согласно приказу этапировал в тыл захваченного мною пленного. Предотвратил попытку самосуда.

— Фашиста пожалел, — сказал Свищ.

— Молчать, мразь! Лежать! Свищ рухнул ничком на землю.

— Вторая рота, — протянул майор, — достойно дрались. Потери большие?

— Человек двадцать…

— Небольшие.

— …осталось, — докончил Павел.

— А ты без единой царапины, — сказал майор, обводя Павла подозрительным взглядом, — повезло…

— Это как посмотреть, — буркнул тот, — по сравнению с теми, кто там навсегда остался, — он махнул рукой в сторону высоты, — конечно, повезло.

— Отставить разговорчики! Как пленного взял?

Павел слово в слово повторил свой давешний рассказ. На этот раз прозвучало неубедительно, это даже Юрген понял. А майор так и вперился в лицо Павлу. Тот не выдержал, отвел взгляд.

— В глаза смотреть! — взвизгнул майор.

— Да он сам в том рве заховался, герой! — раздался голос снизу.

— Молчать!

Майор на мгновение отвлекся, и Павел вырвался из паутины его взгляда, опустил голубые шторки на глаза, майор как ни бился, не пробился.

— Пленного обыскал? — спросил майор, оставив свои попытки.

— Знамо дело, обыскал, — расслабился Павел, — своя шкура дороже. Пырнет исподтишка.

— Хорошо. Возвращайся в расположение роты. Павел с тоской посмотрел на полевую кухню, где кашевар оделял кашей штабных и дежурных, потом повернул голову в сторону дороги, откуда порывом ветра донесло звуки непрекращающегося боя, тяжело вздохнул.

— Есть возвратиться в расположение роты.

Он отдал честь, четко повернулся через левое плечо, отчеканил три шага и затем, отбросив воинский устав, медленно побрел, как крестьянин, возвращающийся с поля после длинного трудового дня. Штык блестел, как вилы.

Но майор Яхвин уже не смотрел в его сторону. Он шарил глазами по небольшой очереди у полевой кухни, по устроившимся на поваленном дереве солдатам с мисками в руках. Потом ударил ногой в бок лежащему Свищу.

— Вставай, падаль! Быстро разыскать сержанта Гехмана!

Свищ вскочил, бегло огляделся и порскнул в заросли кустов, за которыми просматривалась еще одна группа обедавших солдат.

— Битте, — сказал майор Яхвин Юргену и сделал приглашающий жест в сторону большой палатки.

От кустов, спотыкаясь на каждом шагу и путаясь в длинных полах шинели, бегом приближался приземистый мужчина с пустой алюминиевой миской в одной руке и ложкой в другой. Три узкие лычки на погонах, черные волосы низко спускались на лоб и перетекали в начинающуюся от самых глаз густую щетину, полные губы маслено блестели, шинель топорщилась над ремнем и опадала широкими складками ниже, от чего фигура была похожа на бабью.