"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! - Валерий Киселев Страница 12

– Конечно, товарищ комиссар, я понимаю.

– Себя береги, на рожон не лезь… – голос у Михеева дрогнул.

– Надо бы построить людей и поговорить, товарищ полковник, – подошел к Гришину полковой комиссар Кутузов, начальник политотдела дивизии.

– Да-да, обязательно. Заодно и задачу доведем.

Минут через десять к Гришину, сидевшему на пеньке с картой, снова подошел Кутузов.

– Люди построены, товарищ полковник.

– Скажите сначала вы… – Гришин тяжело поднялся с пенька и посчитал глазами выстроившихся на поляне людей. – «Человек двести всего…»

– Я из полка Тарасова не строил людей, пусть отдыхают.

– Правильно. Начинайте.

– Товарищи! – громко и уверенно сказал Кутузов. – Сейчас мы пойдем на прорыв. Все вы представляете, что нас ждет. Не хочу от вас ничего скрывать, будет очень тяжело. Многим из нас придется погибнуть, но идти надо. Если будем действовать дружно и смело, то задачу выполним и останемся живы.

Гришин смотрел на осунувшиеся, усталые лица своих бойцов и думал: «Если к утру останется нас хотя бы половина…»

– Лукьянюк! Сколько здесь ваших людей? – спросил Гришин командира батальона связи.

– Человек пятьдесят, товарищ полковник. Те, кто в маскхалатах, все мои.

Остатки батальона связи выделялись в строю не только внешним видом (остальные были кто в чем – в фуфайках, в шинелях), но и какой-то внутренней слитностью. Чувствовалось, что эта группа – коллектив, боевая единица.

– Кто не уверен в себе, пусть выйдет из строя, – продолжал Кутузов. – Пойдете со вторым эшелоном.

Строй не шелохнулся, казалось, наоборот, все после этих слов еще больше слились воедино.

– Товарищи! Запомните, что в этот бой все идем коммунистами! – закончил Кутузов.

– Командиры подразделений – ко мне, остальные – разойтись, – скомандовал полковник Гришин.

Никогда еще ему не приходилось продумывать план боя в такой обстановке и такими силами. Названий подразделений и частей вроде бы и много, но сейчас нельзя было оперировать привычными мерками. Наиболее боеспособной единицей оказались сейчас не стрелковые полки, а батальон связи.

– Точное местоположение противника установить не удалось, Иван Тихонович, – присел с Гришиным полковник Яманов. – Три группы послал на разведку, и ни одна не вернулась. Лес мешает, заблудились или на противника нарвались. Предположительно, немцы не только в Литовне, но и южнее ее, за просекой.

– А севернее?

– Там до батальона с пулеметами.

– Пошли туда Шапошникова, прикроет нас во время прорыва. Я сейчас задачу поставлю и сходим с тобой к Литовне, посмотрим. Федор Михайлович, – позвал Гришин Лукьянюка, – от меня ни на шаг. Батальон пусть ведет Ткачев.

Пройдя метров пятьсот в направлении Литовни, Гришин и Яманов встретили группу своих бойцов.

– Пономарев? Вы как здесь? – узнал Гришин поднявшегося с земли бывшего командира дивизиона легкоартиллерийского полка Смолина.

– В дозоре, товарищ полковник. По приказу майора Малыха. Наблюдаем за противником.

Вместе с группой Пономарева Гришин и Яманов редколесьем вышли на опушку. За лугом с редким кустарником стоял густой ельник.

Гришин лег на снег, всматриваясь в чуть припорошенный снежком ельник. Было удивительно тихо, какая-то посвистывавшая птичка лишь подчеркивала эту тишину.

Минут пять Гришин тщательно изучал в бинокль опушку леса за лугом. Никаких следов присутствия немцев не ощущалось, даже снег перед опушкой лежал нетронутым.

– Пономарев, а вы сами ходили к опушке?

– Не ходил, товарищ полковник, но полчаса назад оттуда стреляли.

«Тоже мне, разведчик… А если тут и нет никого?»

– Пошлите двоих к опушке, – приказал Гришин.

– Я сам схожу, товарищ полковник, – ответил Пономарев.

Когда Гришин готов был сказать, что вот, никого за лугом в лесу, как на самой опушке на Пономарева набросились двое немцев, сбили его с ног и потащили в глубь леса.

«Как глупо все получилось, – ругал себя Гришин. – Конечно, он пошел на смерть, чтобы доказать мне, что не трус…»

– Возвращаться надо, – с укором посмотрел на Гришина полковник Яманов.

– Прорываться будем здесь, да и все равно больше негде и выбирать некогда, – вставая с земли, сказал полковник Гришин. – Начало движения – двадцать часов.

К назначенному времени отряд полковника Гришина вышел на рубеж развертывания и по сигналу красной ракеты, в полной темноте, без выстрелов ринулся через луг в лес. Противник почти сразу же открыл плотный пулеметный огонь, но масса людей, с решимостью идущих на смерть, бежала на вспышки выстрелов, не обращая внимания ни на что.

Лейтенант Андрей Червов, радиотехник батальона связи, перед прорывом назначенный командиром отделения в роту старшего лейтенанта Михайленко, сразу же после вспышки ракеты поднявшийся вместе со всеми, бежал на выстрелы, не чуя ног, хотя всего лишь час назад мог с трудом подняться с земли.

Краем глаза Червов видел, как единственное их орудие, сделавшее всего два-три выстрела, было накрыто серией мин, как вздыбились кони от близких разрывов, как слева и справа спотыкались, падали, кричали, стреляли и бежали его товарищи. Он даже сразу не понял, что луг, метров двести в глубину, уже проскочили, начался ельник, и только когда он споткнулся об убитого немецкого танкиста и увидел рядом остов танка, броню которого лизал огонь, понял, что они среди немцев.

Рядом густо застучал пулемет, ярко вспыхнули кучи хвороста. Андрей упал, но, услышав чью-то команду «Вперед!», снова поднялся и побежал в темноту, боясь, что столкнется лоб в лоб с немцем. По всему лесу шел частый треск автоматных очередей и винтовочных выстрелов, слышались немецкие лающие команды и русская матерщина. Мимо Червова, чуть не сбив его, проехали, давя мелкий ельник, два броневика.

Уже совсем обессилевшего, его примерно через полчаса догнали несколько наших повозок, но никто не посадил, потом обогнали два наших танка. Перед рассветом, в глухой темноте, Червов услышал, наконец, голоса своих. Он из последних сил подошел к сидевшей на снегу группе и тоже сел, прислонясь головой к сосне. В висках стучало, спина была мокрой от пота, во рту жгло от сухости, а Андрей, глотая снег, думал одно: «И в этот раз все-таки остался жив…»

Командир 771-го полка капитан Шапошников, оставленный с батальоном капитана Осадчего прикрывать прорыв отряда Гришина, весь день 14 октября вел огневой бой с крупной немецкой частью. Никакого приказа от полковника Гришина не поступало, и Шапошников решил действовать по своему усмотрению. Решение двигаться вслед за отрядом Гришина представлялось ему крайне рискованным: в месте прорыва шел ожесточенный бой. Причем результат боя в пользу своих представлялся Шапошникову сомнительным.