Комбат по прозвищу Снежный Лис - Владимир Першанин Страница 11

Ночная атака штурмовых групп была отбита. А после полуночи наконец появились головные роты стрелкового полка. Лошади тянули лёгкие «сорокапятки»; повозки с боеприпасами и разным хозяйственным барахлом, полевые кухни. Уставшие после долгой дороги пехотинцы в длиннополых шинелях и обледеневших валенках обессилено садились на снег и жадно затягивались искрящимися на ветру самокрутками.

— Наконец-то «махра» (прозвище пехоты — авт.) пожаловала, — зубоскалили танкисты. — Как раз после драки кулаками помахать.

— Зато вы тут вдоволь навоевались, — поддевали танкистов измотанные долгим маршем пехотинцы. — За бронёй из пушек можно фрицев бить. Вас на пулемёты в лобовую атаку не гонят.

— Тут не только пулемёты, а целый дивизион дальнобойных орудий нас встречал. Всех прикончили и контратаку отбили, пока вас дожидались.

— Не радуйтесь, герои, мы ещё своё получим, — огрызнулся пожилой сержант. — Здесь один полк уже наступал, весь склон погибшими завален.

— Разуй глаза — наши сгоревшие коробочки увидишь! Думаешь, легко тут было?

— Никому на этой войне не сладко, — подвёл итог пустой болтовни бывалый сержант. — Хорошо хоть фрицы траншеи выкопали и блиндажи добротные. Не то что наши землянки. Правда, помяли вы их гусеницами, но мы расчистим.

Из кустарника на склоне небольшого холма ударил трассирующими очередями немецкий пулемёт. Расстояние в два с лишним километра рассеивало очереди, но пехота дружно ударила в ответ из трёхлинеек и максима.

— Прекратить стрельбу!

Командиры рот спешно наводили порядок и занимали место для обороны, расширяя обрушенные траншеи.

— Откуда вероятнее всего ждать главных ударов? — вежливо козырнув, обратился к Шестакову один из ротных командиров.

— Решайте сами, — пожал плечами комбат. — С одной стороны, Паулюс с его окружённой группировкой, а с юго-запада — Манштейн. По нам сразу с трёх сторон ударили.

— У вас танки с трёхдюймовыми пушками, а у нас на четыре роты всего батарея «сорокапяток».

— Мне тебя пожалеть, что ли? — вскинулся капитан. — Плацдарм для вас отбили, а вы решить не можете, в какой стороне немцы находятся.

— Определимся как-нибудь, — обиженно буркнул ротный.

Солдаты устраивались в траншеях, пулемётчики обустраивали гнёзда для максимов. Рассматривали смятые дальнобойные орудия с массивными стволами, убитых немецких артиллеристов.

— Крепко поработали танкисты.

— Внезапно налетели. Фрицы и опомниться не успели.

— Дураки немцы, так, что ли? — насмешливо перебил разговор пехотинцев командир второй роты Родион Соломин. — Дрыхли без задних ног, а нам только и оставалось, что прихлопнуть их, как сонных мух. Вы это настроение бросьте. Фрицы воевать умеют.

— Эй, кто тут старший из танкистов? — раздался чей-то властный голос.

Полковой комиссар в полушубке и шапке-папахе, оглядев комбата Шестакова, снисходительно похвалил.

— Неплохо воевал, капитан.

— Весь батальон воевал и десантная рота.

— Сколько машин на ходу?

— Пятнадцать, — с трудом сдерживаясь, отозвался Шестаков. — Из них три лёгких танка Т-70. Ещё три машины надеемся отремонтировать в течение дня.

Казалось, ничего особенного. Полковой комиссар, как старший по должности и званию, имел право поинтересоваться боеспособностью танкового батальона. Хотя танкисты напрямую ему не подчинялись. Но Андрея Шестакова задел снисходительный тон комиссара.

— Лёгкие или тяжёлые, но танки есть танки. И каждый вооружён пушкой и пулемётами. Так, что ли, товарищ Шестаков? Они нам в обороне очень пригодятся, пока не подойдёт дивизионная артиллерия.

— У танкового батальона своё задание. Нам должны подвезти снаряды и горючее, а к вечеру мы выступаем.

— В боевой поход? — засмеялся помощник комиссара по комсомолу, рослый лейтенант в полушубке с автоматом.

Шестаков промолчал. Комсомольский вожак в добротном полушубке, валенках, с туго набитой полевой сумкой, да ещё с автоматом — явно из породы штабных вояк. Не то что рядовые бойцы в поношенных шинелях, многие в ботинках с обледеневшими обмотками — валенки далеко не у всех.

— Выступите, когда получите приказ, — не стал обострять отношения комиссар. — А пока будете держать оборону вместе с полком.

— Комсомольцы твои в ботинках не мёрзнут? — поддел лейтенанта механик-водитель Никита Пименов. — У побитых фрицев сапогами можете разжиться. И носками тёплыми.

— Обойдёмся без фашистских обносков, — гордо заявил главный комсомолец. — А часы, небось, все растащили?

— Нет, тебя дожидались! Вон, гранату подбери, пригодится. Автомат и пистолет таскаешь, а гранаты забыл, Непорядок.

Позубоскалив, заняли свои места. Перед рассветом пришли два грузовика со снарядами и горючим. Торопились заправиться, пехота помогала носить тяжёлые снаряды, которые загружали через люки. Танкисты едва держались на ногах от усталости. Наконец, дали команду отдыхать.

Спали до того крепко, что некоторые не просыпались даже от взрывов мин, благо молчала тяжёлая немецкая артиллерия. Видимо, берегли снаряды на случай наступления русских.

В блиндаже комбата Шестакова остались капитан Калугин и начальник разведки Пётр Бельченко. Пригласили для компании медсестру Киру Замятину.

— Некогда мне с вами сидеть, — чувствуя себя не в своей тарелке, отказывалась медсестра.

— Боишься, что приставать будем? — засмеялся Андрей Шестаков. — Так нас тут трое мужиков, да ещё радист в прихожей. На всех не поделить.

— А вам бы очень хотелось, товарищ капитан, — съязвила медсестра. — Так вы разошлите всех по делам, а радист не помешает.

— Чего не помешает? — свёл скулы Шестаков. — Тебя пригласили перекусить да погреться в тепле.

— У меня в санчасти тоже натоплено. Игнатьич один скучает. Может, кто из раненых зайдёт.

— Хоть ты и красивая девка, Кира, но не ломайся, если тебя комбат пригласил, — разливая трофейный коньяк, сказал начальник разведки Бельченко. — Ну, за что выпьем?

— Сначала за погибших товарищей, — встал с кружкой в руке Андрей Шестаков. — Пусть земля им пухом будет.

С часок посидели, позавтракали подогретой рисовой кашей с мясом, трофейными консервами.

Пришёл раскрасневшийся с мороза командир второй роты Родион Соломин, сообщил, что пока тихо. Протянул Кире Замятиной шоколадку в яркой фольге.

— Угощайся, Кира. Ребята в полевой сумке у немецкого офицера нашли.

— У мёртвого фрица шоколад забрали и мне в подарок принесли. Спасибо за внимание.

Лицо старшего лейтенанта Соломина побагровело. Он воевал с прошлой зимы, дважды был ранен и много чего нагляделся за год войны. Скулу пересекал шрам, след осколка, угодившего в лицо. Часть зубов ему удалили, вставили железные, старившие молодого двадцатичетырёхлетнего парня. Шоколадка осталась лежать на столе, а Родион пробормотал: