"Я ходил за линию фронта". Откровения войсковых разведчиков - Артем Драбкин Страница 11

До нашего переднего края оставалось метров 300–400. Осталось пройти по редколесью. На душе было какое-то чувство удовлетворенности и радости, что задание мы выполнили своевременно. И вдруг впереди прогремели автоматные очереди, и тут же подбегает один из разведчиков, действовавший в головном дозоре, и сообщает, что впереди, метрах в 30–40, немцы. Наш дозор был внезапно обстрелян противником, и один из разведчиков был убит. Все это настолько меня ошеломило, что трудно даже представить. Где угодно я ожидал внезапную встречу с немцами, но только не в этом месте, так как рядом был наш батальон.

Сколько было здесь противника и как он расположен, мы этого не знали. Ясно только было то, что он здесь появился ночью после того, как мы ушли на задание. В такой обстановке нужно действовать быстро и решительно, размышлять было некогда. И тут же сработало подсознание — немедленно атаковать, прорваться через его боевую цепь и как можно быстрее выйти к своим. Другого выхода не было. Все это происходило в считаные секунды, и когда я взглянул на своих разведчиков, то сразу же почувствовал, что они уловили мои мысли, и это ускорило начало атаки.

Тут же все рванулись вперед и с каким-то остервенением и криками «ура!», забрасывая противника гранатами и ведя на ходу автоматный огонь, проскочили через его боевую линию. Все это произошло так быстро, что противник не мог разобраться, что же делается и почему его атакуют с тыла. Мы действительно оказались у него в тылу, так как фронтом он был расположен в сторону нашего батальона. И вот тут-то произошло что-то невероятное и непредсказуемое: с высоты, на которой находился батальон, на нас обрушился сильный пулеметный огонь, даже невозможно было поднять голову. Таким образом, мы оказались между двух огней.

Наши вели огонь сверху, а противник снизу. На какое-то время немцы затихли. По-видимому, они тоже были в недоумении, почему русские стреляют по своим. В такой жуткий момент нужно было что-то предпринимать. Рядом со мной лежал этот Волков. Вдруг он простонал и прошептал, что ранен в бедро. Я приказал ему не шевелиться, но он же раненый…

Неожиданно стрельба прекратилась. Немедленно дал команду разведчикам: «Вперед!» Ползком, а где можно полусогнувшись начали двигаться к своим. Помог кустарник — мы оторвались от противника. Я находился в сильнейшем нервном потрясении, но постепенно отошел и доложил командиру батальона о случившемся. А произошло то, о чем я беспокоился, когда уходил на задание. Оказывается, в наше отсутствие в батальоне провели в этом месте замену подразделения и забыли предупредить о предстоящем нашем возвращении после выполнения задания. В итоге мы потеряли трех разведчиков убитыми и двое были ранены. Лично у меня в этом бою пулей пробило пилотку на голове и разорвало хлястик на шинели. Надо сказать, что я прижимался к земле так, что, будь одним сантиметром выше, мне бы не остаться живым.

Убитых своих товарищей мы похоронили на этой же высоте, оставив у могилы три больших камня.

Так вот, я имел право отбирать людей из полка. Штатный взвод разведки 20–25 человек, конечно, был, но когда я уходил в тыл противника, мне предоставлялось право при необходимости набирать дополнительно. Много было ребят, желавших пойти в разведку из уголовников, потому что в разведке отличиться можно было быстрее, а уж если он отличился, то сразу подавали представление о снятии судимости. Вот таких у меня было человек 5, и двое из них имели приговоры даже по 10 лет тюрьмы. Очень хорошие ребята.

— Вас берегли, не использовали как пехотинцев?

— Каждый командир берег разведчиков знаешь как? O-o-o-о-о-о! Для него разведка все! Если командир хороший, он свой взвод бережет как зеницу ока!

— У вас были послабления, привилегии?

— Нет, я знал только то, что поставленную задачу надо выполнить. Если вернешься, значит, струсил. А то бывает так: пошел, его обстреляли, он вернулся и доложил: «Нас обнаружили». А у меня тогда и пулемет обстреляли и немцев встретили, а задачу все-таки выполнил. Вот только этого пленного не уберегли. Правда, никого тогда не представили к наградам.

— Расскажите этот эпизод.

— Это было в начале сентября 1941-го, немцы были остановлены на Верманском рубеже. Наш полк занял оборону на участке озера и реки Нижний Верман и далее своим левым флангом примыкал к озеру Толванд.

Начальник штаба полка капитан Бутов вызвал меня к себе в штаб и поставил задачу — с наступлением ночи проникнуть в расположение противника в районе севернее озера Нижний Верман и захватить «языка». Место захвата было указано на карте. Конкретный объект для нападения не указывался, нужно было идти и искать. Времени на подготовку к выполнению задачи практически не было, а за оставшийся небольшой промежуток до начала действий можно было только ознакомить бойцов с полученной задачей, назначить в группу конкретных людей и собраться. Для выполнения предстоящей задачи я взял девять человек. С таким количеством людей легче было проникнуть через передний край обороны противника, да и проще маскироваться у него в тылу.

Передний край проходил по неглубокой реке Средний Верман шириной до 8–10 метров. С наступлением ночи подошли к устью реки. По бревнам потихоньку перешли на противоположный берег. Один из разведчиков, рядовой Рыбин, поскользнулся и свалился в воду. Вначале я решил вернуть его обратно, но он очень просился идти с нами. Пришлось уступить. После небольшой задержки мы ползком преодолели передний край обороны и пошли в тыл. Чтобы никто не потерялся в ночи, двигались очень медленно и не цепочкой, как днем, а все вместе, компактно, чтобы всем были слышны мои команды, подаваемые вполголоса. Пройдя от переднего края метров 500–600, внезапно наткнулись на проволочный забор, послышался грохот железных консервных банок, навешанных на проволоку, и тут же в нашем направлении прогремела пулеметная очередь. Пламя от работающего пулемета на мгновение осветило нас. Вся группа мгновенно отскочила в сторону, и, к счастью, никто не потерялся и не был ранен. Опасаясь преследования, мы быстро отошли в более безопасное место. Я начал размышлять, как же поступить дальше, так как мы уже обнаружены и обстреляны. Противник, естественно, повысил свою бдительность. О возвращении обратно не могло быть и речи. Единственный был выход — оставаться в расположении противника до утра и путем наблюдения и скрытного проникновения в его глубину отыскать и определить объект для нападения, а с наступлением следующей ночи внезапно напасть и захватить «языка». Мое решение все разведчики поддержали.

Утро выдалось тихое и солнечное, на переднем крае слышны были короткие пулеметные очереди и одиночные выстрелы. Все мы замаскировались в небольшом кустарнике на холмике. В глубине на расстоянии 200–300 метров слышен был стук топора и даже отрывочные голоса работающих там немцев. Расположившись поудобнее, я начал ориентироваться и показал на местности, где мы шли после преодоления переднего края, определил направление, где должны искать объект для нападения, и пытался повернуть направо, чтобы определить направление отхода после выполнения задачи. В этот момент среди редколесья в 30–40 метрах мы увидели группу немцев в 12–15 человек. Немцы резко остановились и повернулись лицом к нам, даже начали снимать с плеч автоматы. Я на мгновение оцепенел, но тут же сообразил — не реагировать, не проявлять никаких признаков тревоги. Смотрю на них спокойно и вроде бы продолжаю рукой показывать направление отхода. Разведчики, находившиеся рядом, разгадали мою мысль и тоже проявили выдержку. Это спасло нас. Конечно, можно было вступить с немцами в бой, но как потом выйти на свою территорию, особенно как преодолеть обороняемый передний край и минные поля, которые прикрываются огнем противника?! Противник, видя наше внешнее спокойствие, вероятно, принял нас за своих. Немцы молча повернулись налево и проследовали в сторону переднего края. Они просто не могли представить, чтобы в такое время у них в тылу были русские разведчики. Помогло то, что мы были в маскировочных костюмах, по цвету таких же, как у немцев, и все были без головного убора.