Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов Страница 10

Он задумчиво стоял у этого дерева своего детства. Онемевшее сердце его было переполнено печалью и горечью утраты. Уцелели две вишни у снесенного забора. Голые фруктовые деревья замерли до весны, и безучастно шевелили ветвями под напором ветра.

Ветер дул с моря, донося кислые запахи гари.

В порту, около маяка, вторые сутки горело полузатонувшее крупное транспортное судно. Густой черный дым стлался над серыми волнами, которые торопливо бежали к берегу.

Второй куст серо-бурого дыма поднимался над заливом напротив городского пляжа. Горел большой пароход «Жорес». В него во время высадки десанта угодили две авиационные бомбы и несколько снарядов. Он почти весь ушел под воду, завалившись на корму и на правый бок, задрав над морем острый металлический нос. Из огня и густого дыма косо торчала мачта, на которой ветер трепал порванный и побитый осколками красный флаг. Пароход, как живой, нервно вздрагивал, и из его нутра выплескивались наружу языки огня. В трюме взрывались военные грузы.

Крупный пожар бушевал на окраине города на каком-то немецком складе под Лысой горой.

Было несколько и других мелких пожаров в городе, но эти три, окутанные дымом крупные очаги пожаров, создавали тот треугольник, который помогал немецким летчикам хорошо ориентироваться с воздуха даже при плохой видимости. И они этим успешно пользовались. Немецкие самолеты безнаказанно кружили над городом и методично, не торопясь, сбрасывали смертоносный груз. Они нещадно, днем и ночью бомбили порт и жилые кварталы Феодосии.

Зимний день набирал силу, стало светлее, чем было. Зимнее солнце, спрятанное за серыми тучами, поднялось выше и посылало теплый свет на продрогшую землю. Со стороны дороги на Старый Крым глухо доносилась артиллерийская канонада. Далекий голос пушек нарушал грустное безмолвие развалин и был справедливым ответным действием за поругание мирной жизни. Громов знал, что там наши передовые части стараются сбить окопавшихся немцев, успевших организовать оборону и погнать их дальше.

Алексей вслушался в пушечную канонаду и опытным слухом корабельного артиллериста невольно определил, что больше стреляют немецкие пушки, чем наши. «Но все равно наступают наши, а немцы только огрызаются, поджимают хвост! – зло усмехнулся он и подумал о том, что наши топчутся там зря второй день. – Гнать их надо, преследовать в упор и бить огнем по пяткам!»

Но, видимо, на передовой не все так просто и легко получалось, как хотелось десантникам.

В глухой рокот далекой артиллерийской канонады резко вплелся прерывистый гул немецких бомбардировщиков. Алексей хмуро посмотрел на небо, затянутое серыми тучами. Самолетов не было видно, они летели выше туч. «“Юнкерсы”,– по звуку определил моряк. – С утра уже второй налет. Аэродром у немцев где-то поблизости в Крыму».

Из района порта и центра города донеслись звенящие выстрелы зенитных пушек и торопливая стрекотня спаренных пулеметов. Но огонь был явно слабоват. Послышались гулкие взрывы. «Юнкерсы» кружили над портом и городом. Бояться им некого. Наших самолетов в небе над Феодосией не было. На Керченском полуострове еще не успели создать даже полевого аэродрома. А редкий огонь зениток и пулеметов немецких летчиков особенно не страшил.

Утром, когда был первый налет, Алексей Громов находился около порта. На углу Итальянской улицы стояла зенитная установка. Длинный ствол угрожающе смотрел в небо. У лафета находились артиллеристы. Одни сидели, другие стояли. Нервно курили, поглядывая на небо. Определяли место, куда упадет очередная бомба.

– Почему прохлаждаетесь, не открываете огня? – зло спросил Громов, с неприязнью оглядывая зенитчиков. – Чего ждете?

– А чем вести огонь? – пожилой сержант в шапке-ушанке длинно выругался. – Ни одного снаряда нету!

– Как же в десант пошли и без боезапаса?

– Вот так и пошли, как начальство задумало. Мы с орудиями на одном корабле, а снаряды на другом, чтобы в случае чего, значит, дружно всем не взлететь и в море не потопиться.

– Понятно, – сказал Алексей понимающе.

– А нам не очень понятна такая арифметика, – сержант снова длинно выругался. – Не война, а сплошной цирк с фокусами!

Его поддержал высокий узколицый зенитчик, выплевывая окурок:

– Мы вот успели под пулями в порту высадиться с орудием, а наши ящики со снарядами полным комплектом остались в море, на потопленном «Жоресе». Слышишь, как они там бесполезно рвутся? А нам чем воевать прикажете? Сидим тут без дела как американские наблюдатели.

Алексей смотрел на хмурое небо, на низкие тучи, смотрел с неприязнью, словно они были виновником всех неприятностей. И вслушивался в разрывы бомб. По звуку определял, куда угодила очередная бомба. Этому он научился еще в первые месяцы войны в Севастополе. Если бомба попадала в порт, то взрыв был ровным, раскатистым, если бомба шлепалась в воду залива, он был звеняще гулким, а когда падала на прибрежные кварталы, то ее взрыв сопровождался звонкой трескотней. То разлетались осколки черепицы. Большинство домов в Феодосии издавна покрыты плотной тяжелой черепицей, сделанной из глины и обожженной в печах, как делают кирпичи. Сорванная с крыш взрывной волной черепица с огромной силой шлепалась об асфальт, и ее осколки веером разлетались во все стороны.

– Вот зараза гадкая! – ругался Григорий Артавкин, пиная носком флотского ботинка черепичные осколки. – Мразь! Разрывается, как граната, проклятая черепица!

Бомбежка продолжалась.

От взрывов тяжелых бомб земля под ногами Алексея глухо и нервно вздрагивала. Держа автомат на взводе, он прислонился к дереву своего детства и чувствовал спиной, как ствол тоже вздрагивал от каждого разрыва.

К разрывам авиационных бомб, торопливым выстрелам зениток и тревожным очередям спаренных пулеметов добавились одиночные винтовочные выстрелы и отрывистые очереди автоматов. Алексей Громов знал, что город взят, но он еще полностью не очищен от врагов. Отдельные гитлеровцы или их небольшие группы, которые не успели или не смогли убежать из города, затаившись на чердаках и в подвалах домов, в минуты бомбежки вылезали из своих убежищ и стреляли по десантникам. Наряды моряков и пехотинцев в это время, в грохоте бомбежки, специально направлялись прочесывать улицы Феодосии, и в разных местах завязывались короткие вспышки боев.

Передвигаться в эти минуты по улицам было небезопасно. Алексей решил напрасно не рисковать, не соваться под пули и осколки и переждать бомбежку в развалинах своего дома.

Он стоял, прижавшись спиной к старому абрикосовому дереву, и мысленно возвращался в свое недавнее прошлое. Алексей смотрел в даль переулка, где возвышался остов двухэтажного здания, сложенного из местного камня. От дома остались одни обугленные стены. В этом доме, пустовавшем и заброшенном, в полутемном чердаке мальчишки с его улицы устроили свою тайную «кают-компанию». Чувствовали себя взрослыми, курили, играли в карты. Даже иногда и вино распивали.

Громов грустно усмехнулся. Каким же он был тогда глупым и несмышленым! На чердаке Алексей попал в кабалу по «карточному долгу» к опасному рецидивисту по кличке Грифт, и его феодосийским дружкам Филину и Кияну. И чтобы «отработать» денежный долг, чуть было не совершил преступление.