Трибунал - Свен Хассель Страница 10

Оберcт Фрик глубже вдавливает монокль в глазницу и внимательно смотрит на майора.

— Вы это знаете наверняка или просто думаете?

Майор заметно смущен и вынужден признаться, что не знает почти ничего о том, что происходит в группе. Он связист и никогда не бывал в боевом подразделении.

Долгая серия взрывов и рычание пулеметов заставляют его обратить взгляд на северо-восток, где на фоне краснеющих туч видны острые языки пламени.

— Там черт-те что творится, — бормочет оберст. — Выясните, что именно.

— Слушаюсь, герр оберст, — с жалким видом отвечает майор, понятия не имея, что выяснять.

Через несколько минут он сваливает ответственность на гауптмана [28].

— Мне требуется ясная картина того, что происходит! Понятно, герр гауптман? Там черт-те что творится!

Гауптман исчезает за купой деревьев и там неожиданно наталкивается на лейтенанта.

— Там черт-те что творится. Понятно? — рычит он лейтенанту. — Жду доклада через десять минут. Кто-то беспокоит противника!

Лейтенант горнострелковых частей бежит трусцой по узкой дорожке и натыкается на второе отделение. Указывает на Старика стволом автомата.

— Встать, обер-фельдфебель! Ну и хлев здесь у вас. Противник ведет огонь, и мне нужно знать, почему. Понятно? Мне нужно знать. Даже если вам придется выяснить это лично у русского командира!

— Слушаюсь, — отвечает Старик, делая вид, что готовится идти.

Лейтенант скрывается за деревьями и решает найти убежище, где гауптману не придет в голову искать его.

Старик спокойно садится и попыхивает трубкой.

В течение часа мы слышим рассеянный огонь то в одной, то в другой стороне.

— Они давно мертвы, — уныло говорит Барселона, прислушиваясь к длинным, злобным автоматным очередям.

Грохочет крупнокалиберное орудие, взрываются несколько гранат. Сквозь весь этот шум мы слышим громкий, счастливый смех.

— Это Порта, — бормочет Старик, нервозно перебирая пальцами серебряную крышечку трубки.

Близится рассвет, ветер почти прекратился. Лишь изредка ледяные порывы взвихривают снег вокруг нас.

— Сомневаюсь, что мы увидим их снова, — говорит Хайде. — Никто не может находиться так долго в расположении противника, не попавшись.

— Боюсь, ты прав, — негромко говорит Старик. — Жаль, что я не запретил им идти.

— Par Allah, ты не смог бы удержать их, — утешает его Легионер.

Хорошо знакомый звук заставляет нас подскочить с оружием наготове.

— Лыжники, — сдавленно шепчет Хайде, укрываясь за деревом.

Я лежу в снежной яме, прижимая к плечу приклад ручного пулемета. Снег скрипит и потрескивает. Раздастся какой-то крякающий звук. Снова шелест, похожий на шорох лыж по мерзлому снегу. Я кладу палец на спуск. Среди деревьев движется какая-то тень.

— Не стреляйте! — кричит, вскочив на ноги, Барселона. Он увидел желтый цилиндр Порты, который необычайно высоко подскакивает между деревьями.

— Что за черт? — удивленно восклицает вестфалец.

С каким-то страхом мы смотрим на плывущий цилиндр, приближающийся, подскакивая, к нам. Если шляпа на голове у Порты, то он вырос по меньшей мере на два метра. Потом эта загадка разъясняется. Из снега появляется фыркающий олень. Он тащит нарты, полностью загруженные мешками и ящиками. Поверх груза величественно восседают Малыш и Порта.

— Это вы стреляли? — кричит Старик.

— Иногда мы, — отвечает Малыш с важным видом. — Но и русские израсходовали немало боеприпасов дядюшки Сталина.

— Мы наткнулись на помешанного политрука с таким худым лицом, что он мог бы без труда поцеловать козу между рогов, — объясняет Порта, размахивая руками. — Попали в него мы только со второго раза. Потом какой-то охламон принялся браниться на нас из темноты, а потом стрелять. Мы прицелились по дульным вспышкам, и ему быстро пришел конец.

— Но мы пошли не той дорогой, — вмешивается Малыш. — Было темно, как у негра в заднице. Забрели в расположение штаба, где военные гении обсуждали, как выиграть эту треклятую войну. Там какой-то полковой комиссар бубнил и бубнил. Я прицелился в его толстое брюхо, и он вдруг перестал бубнить. Завопил: «Немцы!» и тут же скопытился. С остальными разделался Порта.

— Надеюсь, вы прихватили их карты? — спрашивает Хайде. Он не способен думать ни о чем, кроме военных задач.

— На кой черт они нам? — тупо спрашивает Малыш. — Мы пошли не за ними. Дорогу обратно могли найти и без карт.

Хайде лишь качает в отчаянии головой.

— Тут случилось настоящее столпотворение, — объясняет Порта. — Когда мы вышли, толпа русских сбила нас с ног, и какой-то болван-офицер устроил нам разнос. От растерянности он даже не заметил, что Малыш ответил ему: «Jawohl, herr Leutnant!» [29].

— Стоило рискнуть жизнью, чтобы побыть там, — продолжает Малыш, закуривая сигару.

— Мы отошли и стали наблюдать за этой неразберихой, — весело смеется Порта. — Какой-то майор с красным, как вареный рак, лицом тоже устроил нам разнос и приказал помочь выкатить на позицию противотанковое орудие. В любой армии приказ есть приказ, и мы помогли истребителям танков выкатить их пукалку, куда велел майор.

— В другом конце лагеря поднялось черт знает что, — усмехается Малыш. — На воздух взлетел склад боеприпасов, стоял непрерывный грохот. Мы подумали было, что вы пришли нам на помощь. Кто-то подал свистком сигнал тревоги, и все эти русские бросились под пули.

— Тут у нас появился простор, — с важным видом говорит Порта. — Мы совались во все роты, чтобы сказать «привет», и внезапно оказались среди кухонной обслуги.

— Вряд ли кто из немецких солдат видел в жизни сразу столько жратвы, как на той кухне, — вмешивается Малыш, восторженно подняв глаза к небу. — Чего там только не было! Свиная тушенка, копченая оленина, маринованные огурчики, все, что угодно!

— Да, то, как снабжается русская армия по сравнению с немецкой, — сухо замечает Порта, — приводит к выводу, что уверенность в нашей окончательной победе может поддерживать только слепая вера!

— Там был толстый повар-сержант, который ублажал сам себя, глядя на фотографию Марлен Дитрих, — говорит Малыш, мерзко посмеиваясь. — Он получил сорок две трассирующие пули в задницу.

— Тут нам пришлось действовать быстро, — говорит Порта с коротким смешком. — Мы хватали все, что попадалось под руку. Когда поняли, что не сможем унести и половины этого, стали искать сани. Вот так и встретились с этим коммунистическим оленем, который не стал скрывать, что критически относится к этой системе, и поскольку там были нарты, мы тут же завербовали его.