"Зверобои" против "Тигров". Самоходки, огонь! - Владимир Першанин Страница 10

Обеды были немного сытнее за счет жидкого супа и все того же хлеба. Ну а каши доставалось, как и утром, по три-четыре ложки. Правда, в виде добавки иногда ставили миску с крупно нарезанной жирной каспийской селедкой. Куски расхватывали мгновенно. Кто опаздывал, получал голову или хвост. Съедали с аппетитом, не оставляя костей.

На сколько была рассчитана учеба, толком никто не знал.

– А вы не торопитесь, – говорил старшина. – Туда всегда успеете попасть. Учитесь лучше окапываться, земля – главная защита. Только на нее вся надежда.

К этим словам относились снисходительно. Старшина – старик (уже под сорок), ему только прятаться. А главная надежда, конечно, на свое орудие, на мастерство. Гаубичный снаряд расшибает любой танк, достанет врага в блиндаже, а шрапнель или картечь положит атакующую цепь мордой в землю.

Привезли несколько гаубиц М-30 калибра 122 миллиметра, которые раньше видели только на плакатах. Недели две весь дивизион старательно изучал новое орудие, которое произвело на всех большое впечатление.

Это была вполне современная гаубица с хорошим прицелом, удлиненным стволом и колесами на резиновом ходу. Никакого сравнения с куцей старой пушкой образца 1910 года, у которой ствол был не длиннее откатника. Правда, весила она на тонну больше, но в полтора раза была выше начальная скорость снаряда, что значительно увеличивало поражающую силу.

– С такой штукой можно фашистов громить, – воскликнул кто-то из молодняка.

Но боец постарше, уже повоевавший, не выдержав, резко ответил:

– Видели бы, сколько их на дорогах перевернутых да разбитых при отступлении осталось.

Нельзя сказать, что особый отдел или политработники усиленно преследовали за неосторожно сказанные фразы, но лучше было язык не распускать. За подобные «пораженческие» высказывания, случалось, крепко прорабатывали на комсомольских собраниях, иногда вызывал к себе особист. Поэтому лейтенант, командир взвода, не желая неприятностей, сразу прекращал ненужные разговоры.

– Меньше болтайте. Кончай перекур, стройся.

И продолжались занятия.

Двенадцатого мая 1942 года началось мощное наступление войск Юго-Западного фронта под командованием известного военачальника времен Гражданской войны маршала Тимошенко. Планы строились грандиозные. Разгромить 6-ю немецкую армию, освободить Харьков и в корне изменить всю обстановку на южном крыле фронта.

Поначалу все развивалось вроде нормально, войска продвинулись на 50 километров. По радио и в газетах сообщалось об успешных боях, все ждали новой победы, как под Москвой.

Сане Чистякову запомнилось, что именно в эти дни дважды провели учебные стрельбы боевыми снарядами. Батарея неплохо поразила цели, бойцы получили благодарность и увольнительные в город на несколько часов.

Начистились, подшили чистые воротнички и отправились на танцы. Здесь он познакомился с девушкой. Звали ее Аля, симпатичная, темноволосая, немного старше Сани. Потанцевали, пошли гулять. Девица вела себя свободно, шли, болтая о разной всячине, потом присели на траву у речки, целовались.

Через пару дней встретились снова. Ребята постарше помогли ему купить в военторге бутылку розового портвейна и конфет.

– А вдруг она откажется? – сомневался Саня, который опыта общения с женским полом не имел.

– Ты че, дурак, что ли? Кто же насухую свидания устраивает? Выпьет девка, разомлеет, а ты не теряйся.

Так и получилось. Пришли на знакомое место, выпили, ели конфеты, снова целовались. Когда Саня попытался раздеть Алю, она со смехом оттолкнула его:

– Ишь чего захотел! А вдруг забеременею? Женишься на мне?

Саня распалился до того, что готов был обещать, что угодно.

– Женюсь, – решительно ответил он.

Поверила ему Аля или смеялась насчет женитьбы, но все у них получилось.

– А ты еще совсем мальчонка, – прижималась к нему Аля. – Первый раз у тебя…

– Почему первый?

– Ладно, не пыжься, – гладила его подружка. – Все хорошо.

Занимались любовью едва не до утра. В полк Чистяков возвращался через забор. Старшина его отсутствие заметил, но лишь предупредил:

– Смотри, патрулю не попадись.

– Никак нет, – во весь рот заулыбался парень.

Встретились еще раз-другой. Саня ходил гордый. У него появилась женщина, ну а если что, он и женится на Але. Девчонка симпатичная, ласковая. Но любовь закончилась быстро и неожиданно. Когда Саня появился у ее дома в очередной раз, Аля вышла из калитки и вдруг заявила:

– Ты, Саша, больше не приходи.

– Обиделась за что-то? – не понял он.

– За что обижаться? Мы не дети, я сама согласилась. Поигрались и хватит.

– Почему? – вырвалось у Сани. – Ты мне очень нравишься.

– Да и ты мне глянулся. Только ни к чему все это. Вы через день-два на фронт уходите. Какое у нас с тобой будущее? Нет его. Погуляли и больше никогда не встретимся. Вспоминай меня иногда.

– Какой фронт? Мы еще учебу не закончили, – начал было спорить Саня, но девушка заторопилась.

– Встретимся еще? – попытался уговорить он Алю, но та лишь качала головой.

Поцеловала на прощание и пожелала остаться живым. Чистяков вернулся в казарму обескураженный и рассказал о странном разговоре своему земляку Грише Волынову, тоже из-под Ульяновска. Гриша был помощником командира взвода, чаще общался с начальством.

– Знаешь, Саня, – признался он, – я тоже такое слышал. Вчера списки взвода обновлял, комбат приказал. На фронте что-то не так, как бы не пришлось нам и вправду собираться в путь.

– Мы же учебу не закончили.

Гриша служил подольше, в обстановке разбирался лучше.

– Эх, Саня, скажи спасибо, что четыре месяца в тылу отдохнули да хоть чему-то научились.

И действительно, на следующий день полк зашевелился, как муравейник. Отобрали человек триста, тех, кого считали поопытнее, и в первую очередь уже повоевавших. Кому-то присвоили «сержанта», кому – «младшего», а те, кто учились похуже и не имели образования, так и остались рядовыми. Вернее, звания такого не было, именовались они просто «красноармеец». Саня получил два медных угольника на петлицы – стал младшим сержантом.

Состоялось что-то вроде торжественного построения. Командир полка поздравил закончивших учебу, сказал, что они теперь артиллеристы и настало время применить свои знания в бою. Причин такого быстрого выпуска он не объяснял, а вопросов никто ему не задавал.

Но уже разнесся слух, что наши войска в районе Барвенково, южнее Харькова, попали в окружение. Идут сильные бои, положение складывается тяжелое. В эшелоне, который шел в сторону фронта, эти слухи обрастали новыми подробностями.

На вопросы командиры отвечали уклончиво. Сказать правду они не могли, да и сами многого не знали. Начни объяснять – обвинят в пораженчестве. Значительно позже стали известны страшные итоги боев на печально знаменитом Барвенковском выступе. Из окружения прорвались 20 тысяч бойцов и командиров, погибли и попали в плен 240 тысяч. Крепко ударил маршал Тимошенко, ничего не скажешь. Правда, по своим.