Сыграй еще раз, Сэм - Майкл Уолш

Для поклонника старого кино литературный сиквел или новелизация — преступление. Покушение на святые миражи «голубого экрана», паразитирование на культурных иконах, тиражирование застывшего в веках и вообще дурной вкус. Можно рассуждать и так — но мы, пожалуй, не будем. Потому что у Майкла Уолша, авторитетного музыкального критика, трепетного поклонника старого кино вообще и «Касабланки» в частности, — получилось. Редкий, если не уникальный случай.

«Касабланку» смотрели все, и все — за исключением считанных единиц — полюбили. Это фильм, о котором принято сначала долго и с чувством беседовать, а потом многозначительно молчать — чтобы не спугнуть. Одно перечисление артефактов культуры XX века, на которых «Касабланка» оставила свой след, заняло бы половину этого тома. Диалоги из фильма разошлись на афоризмы. Американский институт кино поместил «Касабланку» на второе место в списке величайших американских фильмов (первое она уступила «Гражданину Кейну»), История любви, напряженный экшн, политическая интрига, военный антураж. Разочарованный в жизни лихой романтик с неочевидным прошлым, сугубо положительный герой, прекрасная и загадочная женщина. Жертвенность, разлука и никакого хэппи-энда.

Но на последних кадрах, когда в аэропорту тьма и туман, а Рик говорит Луи Рено про начало прекрасной дружбы, — разве можно поверить, что этим все и закончилось?

Майкл Уолш не поверил. И получился «Сыграй еще раз, Сэм» — предыстория и продолжение «Касабланки» в одном романе. Деликатность Уолша виртуозна; заданной в фильме канвой он не поступился ни на йоту. Фильм поведал пронзительную историю трех дней в Касабланке; Уолш раздвинул рамки и выпустил персонажей на свободу, в Нью-Йорк эпохи Великой депрессии и в Прагу периода покушения на Рейнхарда Гейдриха. В мир, где Ричард Блэйн не замалчивает своего гангстерского прошлого, Виктор Ласло не маскирует фанатизма, Луи Рено в силах говорить себе правду, а Ильза Лунд — не только бессловесный и покорный объект страсти. Фильм остался в неприкосновенности — он по-прежнему горький, цельный и пронзительный; он по-прежнему на века. Персонажи обрели самостоятельность. Что обычно и случается с достоверными иллюзиями.

Максим Немцов, координатор серии