Город Пустых. Побег из дома странных детей - Рэнсом Риггз Страница 9

Я испытывал стыд за те резкости, которые успел ей наговорить, но ведь мне было холодно и страшно, и потому я невольно начал защищаться. У меня бывали моменты слабости, когда уверенность в собственных силах сменялась страхом, и в настоящий момент соотношение страха и уверенности было явно не в пользу последней. Я бы оценил его как три к одному. В те моменты, когда меня охватывал ужас, мне казалось, что меня принуждают к тому, на что я не соглашался. Я не вызывался на передовую в той войне, истинных масштабов которой никто из нас еще осознать не успел. В слове «предназначение» мне чудилось принуждение, а ведь, если мне предстояло шагнуть в гущу битвы с легионом кошмарных созданий, я должен был сделать это по доброй воле.

Хотя в каком-то смысле я уже сделал этот выбор, согласившись отплыть с этими странными детьми навстречу неизведанному. И, если начистоту, неправдой было бы сказать, что я сделал это неохотно. На самом деле я чуть ли не с младенческого возраста мечтал о подобных приключениях. В раннем детстве я верил в предназначение, причем верил безоговорочно, всеми фибрами своей крохотной детской души. Слушая необыкновенные рассказы деда, я ощущал его подобно какому-то необычному зуду в груди. Когда-нибудь его место займу я.То, что сейчас казалось мне принуждением, тогда было обязательством. Обещанием, которое я давал самому себе. Я всерьез намеревался покинуть свой городишко и вести такую же исполненную невероятных приключений жизнь, какую вел мой дед. Я собирался последовать по стопам дедушки Портмана и подобно ему совершить что-то значительное. Он часто говорил мне: «Ты будешь великим человеком. Очень великим человеком». — «Как ты?» — спрашивал я его. «Лучше», — неизменно звучало в ответ.

Я верил ему тогда и хотел верить сейчас. Но чем больше я о нем узнавал, тем более длинную тень отбрасывал его образ. И тем сложнее мне становилось представить себе, что я когда-либо смогу с ним сравняться. Мне начинало казаться, что даже стремление к этому означает самое настоящее самоубийство. Когда я представлял себе попытки встать на тот путь, которым когда-то шел он, перед моим мысленным взором тут же возникал отец, мой бедный, доведенный до отчаяния отец. И прежде чем я успевал избавиться от мыслей о нем, мне приходил в голову вопрос — как великий человек может так ужасно поступить по отношению к тем, кто его любит.

Я начал дрожать.

— Ты замерз! — воскликнула Эмма. — Позволь, я закончу начатое.

Она взяла мою вторую руку и дыханием согрела ее по всей длине — это было нечто невообразимое. Затем Эмма обвила ею свою шею. Я поднял другую руку, соединив ее с первой, и она тоже обвила меня руками. Наши лбы соприкоснулись.

Эмма почти шепотом произнесла:

— Я надеюсь, что ты не жалеешь о своем выборе. Я так рада, что ты здесь, с нами. Я не знаю, что бы я делала, если бы ты ушел. Боюсь, что мне было бы очень плохо.

Я подумывал о том, чтобы вернуться. Какое-то мгновение я действительно пытался представить себе, как бы все было, если бы мне каким-то образом удалось вернуться домой.

Но у меня ничего не вышло. Я был не в силах этого представить.

— Я не смог бы уйти, — прошептал я.

— Когда мисс Сапсан снова превратится в человека, она сможет отправить тебя обратно. Если ты захочешь.

Я не имел в виду способы возвращения. Все, что я хотел сказать, это: Я не смог бы уйти от тебя.Но произнести эти слова было невозможно. Они отказывались срываться с моих губ. Поэтому я оставил их в себе и просто поцеловал ее.

На этот раз дыхание сбилось у Эммы. Ее ладони взлетели к моим щекам, но замерли на полдороге. От них волнами исходило тепло.

— Прикоснись ко мне, — попросил я.

— Я не хочу тебя обжечь, — отозвалась она.

Но внезапный вихрь искр в моей груди сказал: Мне все равно,и я взял ее пальцы и провел ими по своей щеке. Мы оба ахнули. Ее пальцы были горячими, но я не отстранился. Я боялся, что она больше не захочет ко мне прикасаться. А потом наши губы снова встретились, мы долго целовались, и ее необычайное тепло струилось по моему телу.

Мои глаза закрылись, и окружающий мир померк.

Если моему телу было холодно в ночном тумане, я этого не ощущал. Если море ревело в моих ушах, я его не слышал. Если камень, на котором я сидел, был острым и твердым, я этого не заметил. Все за пределами наших объятий утратило смысл.

Вдруг в темноте раздался грохот, но я также не обратил на него внимания, будучи не в силах оторваться от Эммы. Но звук повторился, к нему присоединился ужасающий скрежет металла, и по нам скользнул луч ослепительного света. И закрыться от него уже было невозможно.

Маяк, — подумал я. — Маяк падает в море.Но маяк был крошечной булавочной головкой света вдалеке, а вовсе не слепящей вспышкой, похожей на упавшее в воду солнце. Кроме того, луч маяка устремлялся лишь в одном направлении, а не блуждал из стороны в сторону, обшаривая берег.

Это был вовсе не маяк. Это был прожектор, неуклонно приближающийся к берегу со стороны моря.

Это был прожектор подлодки.

* * *

Последовало мгновение парализующего ужаса, разъединившего мысли с телом. Мои глаза и уши засекли приближение субмарины: металлическое чудовище поднималось на поверхность моря, вода с шумом лилась с его боков, а из открытых люков на верхнюю палубу выскакивали люди. Они что-то кричали и обрушивали на нас снопы света. А затем импульс к действию наконец достиг моих ног, и мы соскользнули с камней, скатившись вниз, и бросились бежать, как будто за нами гнались все чудовища ада.

Прожектор светил нам в спину, и наши дергающиеся тени рассекали пляж жутковатыми десятифутовыми монстрами. Пули засвистели в воздухе и изрешетили песок.

Из громкоговорителей загремел голос:

— ОСТАНОВИТЕСЬ! НЕ БЕГИТЕ!

Мы ворвались в пещеру с криками:

— Они нас догнали, они здесь, вставайте, вставайте!

Но дети слышали шум и были уже на ногах. Все, кроме Бронвин, которая так устала в море, что крепко уснула, прислонившись к стене пещеры, и разбудить ее никак не удавалось. Мы трясли ее и кричали ей в лицо, но она только стонала и отмахивалась от нас неуклюжими взмахами рук. В конце концов нам пришлось обхватить ее за талию и поставить на ноги. Мне почудилось, что мы пытаемся поднять гору кирпичей, но как только стопы Бронвин уперлись в землю, ее воспаленные веки распахнулись, и она встала на ноги сама.

Мы сгребли свои вещи, радуясь тому, что их так мало. Эмма подхватила на руки мисс Сапсан. Все выбежали наружу и ринулись к дюнам. На бегу я слышал плеск воды и видел черные силуэты людей, преодолевающих последние футы до берега. В высоко поднятых над головой руках они держали автоматы.

Миновав редкую рощицу раскачивающихся на ветру деревьев, мы оказались в непроходимом лесу. Нас окутал непроглядный мрак. Луну, которую уже и без того начинали заслонять облака, окончательно скрыли стволы деревьев, и ее бледное зарево было не в состоянии пробиться сквозь сплетение ветвей. У нас не было времени привыкать к этой темноте или выбирать дорогу. У нас вообще ни на что не было времени, и нам оставалось только бежать, задыхаясь и вытянув руки, спотыкаясь и с трудом уворачиваясь от внезапно вырастающих на нашем пути стволов.