Движение. Место второе - Йон Айвиде Линдквист Страница 9

– Дай-ка взгляну.

Это был приказ, и пока мальчик протягивал пакет полицейскому, другой рукой он продолжал прижимать подушку к животу. Полицейский заглянул в пакет и спросил:

– Что ты с этим будешь делать?

Мальчик пожал плечами.

– Есть.

– Ты можешь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю?

Сила притяжения прижимала взгляд мальчика к земле, и ему пришлось приложить усилие, чтобы максимально развернуть голову наверх и сделать то, что от него требовали.

– Еще раз спрашиваю, – сказал полицейский. – Что ты будешь с этим делать?

Сила притяжения переместилась и поселилась у мальчика между челюстей, так что он с трудом разжал зубы, чтобы сказать:

– Есть.

Объективы камеры осмотрели его, и мальчик опустил взгляд в землю. Вот бы найти нужное солнечное пятно, чтобы оказаться на корабле и спастись от злого робота. Полиэтиленовый пакет снова появился в его поле зрения – полицейский протягивал его обратно. Мальчик принял пакет дрожащей рукой. Он попытался уйти, но полицейский вытянул одну из своих великанских рук и помешал ему.

– Тут такое дело, – сказал полицейский, – мы ищем мальчика. Маленького мальчика, совсем ребенка, мы думаем, что он заблудился в лесу. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Мальчик покачал головой, и в шее раздался хруст из-за сведенных мышц, которые пытались расправиться.

– Что ты сказал? – спросил полицейский.

Мальчику удалось прошептать:

– Нет.

– Что нет?

– Нет ничего не знаю.

Полицейский взял мальчика рукой за подбородок, развернул его голову вверх, и мальчик почувствовал себя снарядом внутри натянутой рогатки.

– Я надеюсь, ты понимаешь, – сказал полицейский, – что это серьезное преступление. Сокрытие от меня информации. Понимаешь?

Мальчик кивнул, насколько это ему удалось, пока подбородок был зажат рукой полицейского. Никогда в жизни он не был так напуган. Он был на грани того, чтобы испустить что-нибудь из себя. Описаться, обкакаться или признаться. Он и сам не понял, как удержался, особенно от того, чтобы признаться. Его шалаш был в трехстах метрах отсюда, ему даже не надо было ничего говорить – только показать. Но в тот самый момент, когда он увидел полицейского, —

….бапа полицейский….

– то, что он знал о ребенке, как будто ускользнуло в темноту. Он и знал, и не знал одновременно, и сомневался что смог бы что-то рассказать, даже если бы захотел.

Полицейский посмотрел на него своим стеклянным взглядом и выпустил его подбородок. Мальчик стоял, прижав подушку к животу, и думал о Споке, о вулканском захвате, о чем угодно, только не о человеке перед ним.

– Беги играй, – сказал полицейский.

Ноги мальчика не слушались его в достаточной степени, чтобы можно было прямо последовать приказу, но шаг за шагом он начал удаляться от полицейского. Он не пошел к шалашу, а сделал большой крюк по направлению к озеру Рокста-трэск где сел на скамейку и стал ждать.

Мальчик просидел на скамейке два часа Только через час он пришел в себя и сообразил подложить себе подушку, чтобы сидеть было удобнее.

Он тесно был знаком с вредностью, недружелюбием и просто жестокостью. Но зло оставалось просто абстрактным понятием, с которым он никогда не сталкивался и даже думал, что оно существует только в кино и в телевизоре. Теперь он уже так не думал.

Полицейский, который приходил, когда мальчика задержали за магазинную кражу, был груб и неотесан, но полицейский в лесу представлял собой что-то совершенно другое. Он был злым.

Злым?

Полицейский же просто задал несколько вопросов и взял его за подбородок. И все. Как же мальчик мог быть уверен, что столкнулся со злом?

Для начала ему нужно было просто подумать о ребенке. Мальчик был убежден, что этот полицейский и причинил ребенку зло, что от этого полицейского ребенок и сбежал. Но и это не было решающим фактором. Мальчик напряг мозг, чтобы найти ясную формулировку, которая помогла бы это полностью понять.

Да. Вот оно. Однажды мальчик катался с мамой на лыжах в Норвегии. По краю одного из склонов шло высокое ограждение. Мальчик подъехал к ограждению, чтобы посмотреть, что там за ним. Когда он наклонился вперед, в животе у него засосало. В полуметре от него открывалась почти стометровая пропасть, уходящая вниз к озеру, которое было полностью в тени, отчего лед казался черным. Стоило только лечь на спину и проскользнуть под ограждением как он покатился бы вниз к озеру.

Чувство, которое он испытал, стоя перед этим полицейским, было таким же. Как будто он стоял на краю пропасти и в любой момент мог упасть вниз. И так же, как в некоторые особенно плохие дни, когда он ждал поезда в метро и у него появлялось побуждение броситься на пути, ощущалась какая-то тяга….

Мальчик выпрямился. Теперь, когда он об этом задумался, он понял, что та же тяга исходила и от ребенка. Но он же не думал, что ребенок злой.

Или думал?

* * *

Было больше двух ночи, когда я отложил ручку и закрыл блокнот, не добравшись до части о трансцендентности. Город в эту ночь наверняка ликовал: еще три года правления социал-демократов. Потные лица, красные стяги и букеты роз. Я старался почувствовать радость – моя команда выиграла, но чувствовал лишь давление в черепной коробке и глубочайшее одиночество.

Я достал альбом «Some Great Reward» группы «Депеш Мод» и установил иглу проигрывателя на первую песню с обратной стороны. «Somebody». Я ничего не имел против Дейва Гаана, но в подобные моменты мне был нужен голос Мартина Гора. Я сел, скрестив ноги, на полу перед колонками и закрыл глаза.

Гор успел пропеть первые слова, но тут игла вдруг подскочила, издав шипящий звук, и ее утянуло к внешнему краю пластинки. Я аккуратно приподнял иглу указательным пальцем, но, когда попытался опять установить ее на первую дорожку, она отклонилась и опять оказалась за пределами пластинки, как будто бы винил нес статический заряд, который отталкивал иглу.

Пришлось нести бремя этой ночи без утешения. Я расстелил свой матрас и белье, долгое время лежал без сна и думал про Улофа Пальме. Вся эта радость вокруг него и в то же время ненависть яппи – непримиримые противоречия. Мысли потекли дальше – к противоположности огня и воды, жизни и смерти, и где-то в этот момент я заснул.

Я проснулся рано утром оттого, что что-то упало на пол. Серого света, проникающего через жалюзи, было достаточно, чтобы увидеть: это был мой малый призовой кубок с прошлогоднего чемпионата Скандинавии, который стоял у меня на подоконнике. И я снова заснул.