Стая - Марьяна Романова Страница 8

– Давай, Артем, выпьем, – внезапно сказал Семенов. – Парень ты хороший, хоть и нетерпеливый как щенок. Спиной чую, как ты на стуле весь изъерзался. А в твоем возрасте пора бы научиться выдержке.

Передо мною оказалась стопка ледяной водки и неумелые бутерброды, трогательно украшенные ломтиками увядшего огурца. Все это было так странно. Новое лицо Семенова. И похоже, настоящая лицо, не имевшее ничего общего с масками, которые он носил на публике.

– Но я не…

– Да ты выпей, выпей, – он похлопал меня по плечу.

Жест почти отеческий, а рука – тяжелая.

– Тебе сегодня предстоит увидеть такое, к чему без водки и не подступиться. Если не хочешь поехать крышей. Я уже который год с этим живу. Да так и не привык… Я тоже выпью. Пока поедем обратно, все выветрится.

Семенов осушил свою стопку одним глотком и тотчас же налил себе еще. Это было поразительно. Семенов – с его репутацией не то даосского сверхчеловека, не то бесчувственного киборга – пил водку как самый обычный мужик.

Неприученный к крепкому алкоголю я закашлялся после первого глотка. Внутри моей головы точно море кипящей лавы разлилось. Это было непривычно, но приятно. Откинувшись на спинку старенького деревянного стула, я попробовал расслабиться. Это было трудно. Неизвестность, да еще и приправленная таким анонсом Семенова, нервировала. «Тебе сегодня предстоит увидеть такое, к чему без водки и не подступиться. Если не хочешь поехать крышей…»

– Моя жена ушла в секту, – наконец заговорил он. – Где-то за год до смерти. И дочку, Алену мою, с собой увела.

– Как? Ваша дочка ведь в Москве учится…

– Это я придумал для коллег. Чтобы не было лишних вопросов. Нигде она не учится. Сломанная жизнь, в двадцать один год.

– А она… тоже…

– Нет, Алена жива, – поморщился Семенов. – Сегодня я тебя с ней познакомлю. Но советую перед этим выпить хотя бы еще пятьдесят грамм.

– Да мне, пожалуй, хватит. Развезет!

– Это ты зря. Пить, не теряя контроля – навык бдительного человека. Такой же как бег или стрельба… Ну как знаешь.

– А что это была за секта? – немного осмелел я.

– О! – Губы Семенова растянулись в улыбке, как у пластилинового человечка из мультфильма, а взгляд остался внимательным и серьезным. – Она очень маленькая. И закрытая. Я уже несколько лет иду по их следу. Все без толку. Даже странно, как моя Наташа ухитрилась на них выйти. В отличие от большинства таких организаций они никак себя не рекламируют. И даже наоборот – избегают и лишних знакомств, и новых адептов.

Семенов говорил, а я тем временем исподтишка наблюдал за ним. Человек-загадка. Я помнил, каким было его лицо, когда он человека избивал. Белые от ярости глаза, сжатые губы. Теперь в это сложно было поверить. Люди с таким ровным безмятежным лбом и размеренной речью обычно не способны на проявления чувств. Но Семенов был как бушующее море, в результате странного катаклизма закованное в толщу льда. И раньше, глядя на него, я замечал только этот лед, а теперь мне открылись и штормовые волны, и ледяные соленые брызги, и синие омуты, и обломки затонувших кораблей, на вечность оставшихся в пучине.

– Они называют себя Стая. Их действительно очень мало. Во всей России от силы сотня. Они никогда о себе не говорят – каждый новичок, насколько я понял, дает обет неразглашения. И моя Наташа попала в эту группу. В Стаю, – скривился он.

– Где же она таких нашла?

– Этого мне узнать не удалось. Я не сразу заметил, что с ней что-то не так. Пропадал на работе. Дома валился замертво от усталости. Наташа со мною не ссорилась, у нас всегда было спокойно и чисто, обычный счастливый дом. И Алена довольная такая ходила. Она так любила жизнь! Такой красавицей выросла, и сама об этом знала. Мечты у нее были, амбиции, планы. Я ничего не заподозрил. А обе уже были в Стае… Подруга у нее появилась. Наташа всегда довольно замкнутой была. Не любила из пустого в порожнее переливать и с другими бабами лясы точить. Она всегда лучше с книгой посидит или гулять на несколько часов уйдет, с собакой нашей. Интроверт. У нас овчарка немецкая была, Джеком Лондоном назвали… И вот в наших разговорах все чаще начало имя этой приятельницы всплывать. Валерия то, Валерия се. Меня не жди, я к Валерии чай иду пить. За короткое время эта Валерия в подружки лучшие просочилась. И, с одной стороны, я был рад – работа отнимала все мое время. А Наташа – всегда одна, жалко ее было. Но с другой – с самого начала мне почему-то было тревожно. Чутье. Я мысли эти от себя гнал. Думал, что это чушь и профдеформация. А потом Наташа стала к этой Валерии на всю ночь уходить. «Тебя же все равно дома нет, у Аленки нашей мальчик, не до меня ей…» Тут я, конечно, всполошился. Хотя откуда мне было знать, что там все так страшно – я решил, что у моей жены любовник появился. Этого себе никогда не прощу. Пока свою обиду высиживал, как крокодилье яйцо, Наташа прошла точку невозврата. В последние недели перед уходом она совсем другой стала. Чужой, неприветливой. Скажешь что не по ней – огрызается. Никаких больше ужинов, домом заниматься совсем перестала. Такое впечатление, что ей было совсем тошно рядом со мною. Спала даже на самом краю кровати, отодвинувшись, а если я ненароком ночью ее касался, так брезгливо стряхивала мою руку, как будто бы я слизень, а не человек. А я, идиот, на гормоны все списывал. Думал, влюбилась, идиотка.

– И что же, вы не пробовали за ней проследить? У вас ведь были все возможности, с такой-то работой…

– Пробовал, – вздохнул Семенов. – Я был сам не свой в те дни. Не знал, что мне делать, как правильно поступить. Мы были вместе почти двадцать лет. Я ее как часть себя воспринимал. Конечно, страсть ушла давно. Но было что-то большее. Родство. Мы были как один организм, одно тело. И мне было, с одной стороны, так страшно, что весь мой мир рушится. И все, что я создавал годами, больше не имеет смысла. Но с другой – я был немного даже рад за нее. Как друг, а не как обманутый муж. Что на ее долю выпала поздняя страсть. Такой вот последний десерт…

– Она ведь не пожилая была, – вырвалось у меня.

– По паспорту – да. Многие в таком возрасте еще девочки. Но Наташа никогда не заботилась о внешнем. И поесть хорошо любила, и даже крема у нее никогда не было, и из одежки – двое штанов и несколько футболок. Утром на ощупь взяла из шкафа чистое и пошла. Поседела она рано, волосы не красила. Ей было на все это искренне, от души наплевать. И мне это нравилось. В этом была особенная самоуверенность… Она полностью полагалась на себя настоящую и считала, что форма – ерунда. И даже тогда, когда я мучился ревностью… Наташа вовсе не выглядела как женщина, у которой любовник. Ничего в ней не изменилось внешне. Те же мятые футболки, та же странная стрижка. И глаза у нее не блестели. И мужчины шли мимо нее как мимо мебели, не проявляя интереса… Но ты прав, я все-таки однажды организовал слежку. Мне было любопытно увидеть, кем меня заменили. Кто за несколько месяцев разрушил то, что я строил двадцать лет.

– И тогда вы вышли на этих… на Стаю?