Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним Страница 8

– А твоя жёлтая повязка? – вдруг спросил Петропавел. Его команда тоже рассаживалась по местам, гиды превращались в гребцов.

Человек в плоскодонке какое-то время грёб молча. Затем снова поморщился:

– Тебе ведь известно, что это значит?! Ни с кем не заговаривайте, лодки не покидаем. Наши дела тебя не касаются, но законы гостеприимства не нарушим. Скоро всё изменится, войдёт в привычное русло. А пока найдём всем место стоянки в Пирогове, туда не заходят водовороты. – И он впервые разулыбался и мечтательно добавил: – Благословенное Пирогово – туда не заходит никакая напасть.

Петропавел кивнул, но, отворачиваясь, с сомнением чуть слышно произнёс:

– Кроме той, что уже там.

Однако Ева его услышала.

* * *

А потом лодка прошла заградительные ворота, и ещё на подступе к ним у Евы закружилась голова и повторилось лёгкое ощущение дурноты. Только опять она не поняла, что случилось. Ещё в первый раз, когда проходили ворота на Икшинском море («Номер сто восемь», – зачем-то сказал о них Петропавел), Ева почувствовала что-то подобное, однако сейчас чувство было гораздо сильнее. У девушки неожиданно участилось сердцебиение, краска, напротив, покинула её лицо, а руки, шею и спину стянула гусиная кожа. Ева смотрела куда-то прямо перед собой, силясь, наконец, проглотить ком в горле. А потом она поняла, что, наверное, некоторое время пребывала в чём-то похожем на прострацию. Она сжала ладони – кончики пальцев абсолютно холодные. Да в чём дело-то? Что не так?! И чем было это странное чувство нереальности? Как будто часть её находится в каком-то другом, возможно, очень плохом месте, и вот в какой-то миг она не могла с уверенностью сказать, какая из двух её частей существует на самом деле. Испарина выступила на лбу. Ева передёрнула плечами. Видела ли она что-нибудь необычное? Вроде бы нет. А эта ноющая мутная то ли тревога в груди, то ли?.. Но вроде бы действительно всё в порядке. Как и в первый раз, ещё на Икше, она действительно не поняла, что увидела. Так, какие-то миражи. Но Ева слышала, что такое частенько происходит на канале.

Правда, в тот самый момент, – «ворота сто восемь», – и Ева невесело усмехнулась, – она была слишком поглощена скорбью по Хардову. И мыслями о Фёдоре, даже не зная, радостными или гибельными. Тогда всё смешалось у неё в голове и в сердце, ей было необходимо подобрать осколки своего развалившегося мира и попытаться хоть как-то склеить. Так продолжалось до тех пор, пока зябким утром, – только она помнит каждое мгновение этого утра, – уже на широкой воде не прилетел Мунир, ворон Хардова, и не принёс, наверное, самую счастливую весть в Евиной жизни. И всё переменилось. Но позже. А в тот день, ещё на Икше она бы и не заметила, что лодка прошла заградительные ворота.

От этой части путешествия осталось лишь ощущение глубокого отчаяния, дурноты, которые вдруг предстали перед нею катастрофой. Хардов. Фёдор, папа… Их больше нет в её жизни. Их больше нет! И никогда не будет. Но… девушки плачут. Хардов, её добрый медведь, который, оказывается, стерёг не только границы давно ушедшего детства, не позволил Евиному сердцу превратиться в высушенную пустыню. Девушки плачут. И как только лодка миновала Икшинские ворота, боль, хоть и неокончательно, притупилась. Возможно, просто совпадение. Ева поняла, что позволила слезам течь из своих глаз, не стесняясь больше и не сдерживая себя. Никто её и прежде не беспокоил, пока она сидела на носу лодки в одиночестве, лишь Петропавел из деликатности пытался пару раз с ней заговорить. И вот когда невыносимая тоска, сковавшая грудь, всё же несколько отступила, Ева незаметно вытерла слёзы, и…

Она обернулась. Петропавел внимательно смотрел на неё. Сразу же улыбнулся. Но в глазах старика застыло что-то… не только недоумение и озадаченность. Тревога?

«Уже тогда меня что-то напугало, – подумала Ева. – Наверное, я почувствовала это, как только… ну да, как только сделалось чуток полегче, и голова стала хоть как-то связно соображать. Что-то прилично напугало. И Петропавел понял это, хотя и не подал виду. А сейчас всё повторилось. Только намного сильней».

* * *

Но ещё прежде прилетел Мунир. Совсем ненадолго, как и положено посланнику благих вестей.

– Мы по привычке зовём эти воды Пироговскими, – говорил Еве Петропавел, провожая ворона счастливым взглядом, – но это не совсем точно. Само Пироговское водохранилище будет впереди, а сейчас мы идём по Пяловскому. А то, что прошли, – он кивнул за корму лодки, – где на нас напала эта тварь, зовётся Пестовским.

Старик был очень взволнован, – визит Мунира всё менял, – и проявил несвойственную разговорчивость. Взглянул на облако, закрывшее солнышко, затем на Еву и разулыбался. Облако ушло, забрав с собой тень. И впервые Ева нашла в себе силы на ответную улыбку.

А потом лодка снова вошла в канал. И совсем вскоре показались башенки заградительных ворот. Ева так и не поняла, что случилось. Но тень словно вернулась.

* * *

Ева не знала причины внезапной дурноты и головокружения. Ворота сейчас остались за спиной, их лодки на вёсельном ходу двигались за лоцманской плоскодонкой в сторону большой воды. Напряжение постепенно отпускало, но… Ева вспомнила, как папа объяснял ей назначение заградительных ворот, – точно такие же есть в родной Дубне, у самого входа в канал. В случае размыва подпирающих дамб это техническое сооружение могут экстренно перекрыть, чтобы вся вода, к примеру, Московского моря, не обрушилась в канал, вызвав катастрофические последствия. Так же порой для ремонта требуется выключить отдельный отрезок канала из общего русла. Только это ничего не объясняло в её состоянии. И следующий вопрос всплыл сам собой и оказался ещё более неожиданным: «Этот человек в жёлтой повязке… Для чего на ровном и внешне абсолютно безопасном участке канала в принципе нужны услуги лоцмана?»

Вопрос насторожил, словно это как-то взаимосвязано, и в нём мог бы скрываться ключ к разгадке, только… Ответ вряд ли вам понравится. Он лежит где-то… «В тёмном месте?» – вдруг подумала Ева. Убедилась, что на неё никто не смотрит, и всё же бросила украдкой взгляд на ворота.

Что не так? Что она могла увидеть и почему это так сильно напугало? Чем оно могло быть?

«Я не знаю, что видела, – подумала Ева. – Возможно, нечто, не существующее в реальности. Или наоборот, существующее, но скрытое от остальных». Вспомнила, как Хардов рассказывал о сиренах Тёмных шлюзов. Могло ли быть здесь нечто подобное? Пусть теперь всё и прошло или проходит, да только это неприятное, сосущее под ложечкой ощущение осталось,

(ответ лежит в тёмном месте)

смутное чувство неправильности.

«Так устроено восприятие, Ева, – сказал ей как-то Хардов. – Глаз не видит того, что не готов увидеть человек».

Странное чувство неправильности: вот они сейчас удаляются от ворот, и вроде бы действительно становится легче, напряжение спадает, но… Вовсе не потому, что всё прошло, закончилось, осталось позади. Напротив, скорее, уже случилось, это тёмное место, незамечаемое никем, теперь вокруг. Будто что-то…