В финале Джон умрет - Дэвид Вонг Страница 8

— Можно я угадаю?

На меня снова хлынул поток изображений; человечество распространяется по земному шару, словно плесень по апельсину в замедленной киносъемке.

Думай про сиськи. Сиськи. Сиськи. Сиськи.

— …Джон — самое распространенное имя в мире.

— Верно, — согласился я. — Но при этом в мире нет ни одного Джона Вонга. Я проверял.

— Знаете, у меня есть коллега по имени Джон Вонг.

— Правда?

— Сменим тему, — сказал Блондстоун, отмечая про себя, что этот Дэвид Вонг при случае может и соврать.

Мать честная, Арни, ты еще не слышал эту историю целиком. Если твой детектор вранья очень чувствительный, то через пару минут он взлетит на воздух, прихватив с собой половину квартала.

— У вас даже фанаты появились, верно? — спросил он, глядя на страничку в блокноте, уже исписанную каракулями. — Я нашел в сети пару форумов, посвященных вам, вашему другу и… вашему хобби, скажем так. Значит, вы спириты? Экзорцисты? Что-то в этом роде?

Ладно, хватит тянуть кота за хвост.

— Арни, у вас в кармане восемьдесят три цента, — выпалил я. — Три четвертака, монета в пять центов и три пенни. Пенни датированы тысяча девятьсот восемьдесят третьим, тысяча девятьсот девяносто третьим и тысяча девятьсот девяносто девятым годом.

Блондстоун самодовольно ухмыльнулся, словно желая показать, что он здесь самый умный и самый большой скептик. Затем выгреб из кармана монеты, осмотрел их и признал мою правоту.

— Будь я проклят! Неплохой фокус, мистер Вонг! — воскликнул Арни, нервно рассмеявшись, и стукнул кулаком по столу так, что нож с вилкой звякнули.

— Если подбросить пятицентовик десять раз, — продолжал я, — выпадет орел, орел, решка, орел, решка, решка, решка, орел, решка, решка.

— Я не хочу тратить время на то, чтобы…

На мгновение мне даже стало жаль Арни, но тут я вспомнил его усмешку и дал залп из главного калибра.

— Вчера ночью вам снилось, что ваша мать гонится за вами по лесу и бьет вас кнутом, сделанным из членов.

Ухмылка исчезла, словно здание, стертое с лица земли взрывом. Новое выражение лица журналиста привело меня в полный восторг.

Да, Арни, все твои знания устарели.

— Я весь внимание, мистер Вонг.

— Дальше будет лучше. Намного лучше.

Чушь собачья. Дальше будет только хуже. Гораздо хуже.

— Все началось пару лет назад, в апреле, — сказал я. — Мы только-только окончили школу. Так вот, однажды мой друг Джон пришел на вечеринку…

Вечеринка, такой стихийный Вудсток, проходила на поле у озера, расположенного в нескольких минутах езды от Неназванного. Посреди поля соорудили сцену, уложив на землю несколько деревянных поддонов, а к ближайшему сараю протянули подключенные к усилителям кабели, петлявшие в траве, словно длинные оранжевые змеи. Кажется, какой-то парень решил отпраздновать свой день рождения. Точно не помню.

На вечеринку я пришел вместе с Джоном и его группой «Трехрукая Салли». Около девяти часов вечера мы — Башка (ударник), Уолли Браун (бас-гитара), Келли Смоллвуд (бас-гитара), Манч Ломбард (бас-гитара) и я — вышли на сцену под вялые аплодисменты сотни зрителей. За спиной у меня висела гитара, хотя сам я ни на чем играть не умею, да и мое пение скорее всего у людей вызывает разрыв барабанной перепонки, а собак убивает на месте. Джона — певца и гитариста группы — на сцене еще не было.

К потрескивающему усилителю «Пиви» скотчем был приклеен сет-лист.

Верблюжий холокост

Голубой Супермен

Stairway to Heaven [3]

Я люблю снежного человека

Тридцать причин ненавидеть Чеда Уэллсберга

Love Me Tender [4]

— Спасибо, что пришли, — сказал я в микрофон. — Это моя группа «Трехрукая Салли», и сейчас мы, как говорится, снесем вам крышу.

Толпа пробурчала что-то в ответ, не выразив особого энтузиазма. Башка ударил по барабанам, а я перекинул гитару через плечо и приготовился «рубить рок».

Внезапно все мое тело скрутило, словно от невыносимой боли. Колени подогнулись, и я рухнул на сцену, стиснув голову руками и заверещав, как раненый зверь. Падая, я успел провести ногтями по струнам, и усилители завыли от эффекта обратной связи. Толпа ахнула, а я еще немного побился в конвульсиях и наконец замер.

Манч подбежал, присел на корточки рядом со мной и, словно заправский врач «скорой помощи», коснулся моей шеи, пытаясь нащупать пульс. Затем встал и повернулся к микрофону.

— Леди и джентльмены, он умер.

Подвыпившие зрители испуганно зашептались.

— Стойте! Пожалуйста, послушайте меня. Успокойтесь.

Манч подождал, пока все затихнут.

— Концерт состоится. Кто-нибудь из вас умеет играть на гитаре и петь?

Из толпы вышел высокий парень с огромной копной курчавых волос, похожей на прическу «афро». На нем была оранжевая майка с надписью, сделанной по трафарету: «БОЛЬНИЦА ВИСТА-ПАЙНС ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ ПРЕСТУПНИКОВ». Последние два слова зачеркнуты черным маркером, а над ними коряво выведено «НЕ ПСИХОВ».

— Ну, я играю маленько, — сказал Джон, имитируя акцент южанина.

Келли, в соответствии со сценарием, пригласил его на сцену. Джон вырвал гитару из моих недвижных рук, Уолли с Башкой бесцеремонно стащили меня с поддонов и бросили в траву, после чего группа заиграла вступление к «Верблюжьему холокосту». Все концерты «Трехрукой Салли» начинались именно так.

Был у меня знакомый,

Нет, тут я наврал.

Топот! Топот! То-о-опот!

Верблюжий холокост! Верблюжий холокост!

Все это — включая майку с логотипом — придумал Джон. У него есть ужасное свойство — воплощать в жизнь идеи, которые приходят в голову ночью, в пьяном угаре. У остальных уже день, и хмель давно прошел, но для Джона в любое время суток — три часа ночи.

Я лег на спину и уставился в ночное небо. Несколько часов назад прошел дождь, и отмытые звезды сияли на небе, словно драгоценности на черном бархате. Музыка доносилась до меня в виде подземного гула, свитер насквозь промок, а я лежал и смотрел на самоцветы вечности, которые Бог натер до блеска рукавом рубахи. Этот последний момент абсолютного спокойствия нарушил собачий лай, и моя жизнь превратилась в ад.

Собака была рыжей, даже какой-то ржавой — ирландский сеттер, лабрадор или, может, шотландская ржавая борзая. В породах собак я не разбираюсь. Опьяненная свободой, она, словно четвероногая шаровая молния, бешено носилась среди людей, волоча за собой длинную тонкую цепь, пристегнутую к ошейнику.