Проклятие обреченных - Наталия Кочелаева Страница 7

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь? [4]

– Да, моя мать всю жизнь коллекционировала елочные игрушки, – продолжила она задумчиво. – Это так странно и так прекрасно – коллекционировать хрупкость… А до нее – ее мать их собирала. Посмотри-ка, Анечка, эти картонажи твоя бабушка покупала в Петербурге, в известном магазине Мюра и Мерелиза, папа мне рассказывал. Она и сама делала игрушки – вот этого херувима…

Херувим был толст и похож на соседского персидского кота. Сереже больше нравилась раззолоченная китайская пагода из тонкого стекла. И ночь напролет потом снилось ему, что красивая девочка, имени которой он не догадался узнать, живет в этом золотом дворце.

• • •

О том, что ему придется ходить в школу каждый день, исключая воскресенье, он и раньше знал, но не мог себе представить, что это будет отнимать так много сил и времени. А ведь еще были домашние задания; математические задачки, которые учительница так бойко решала, стуча мелком по доске, дома казались непреодолимыми, навевали дремоту и вязли на зубах, точно мармелад. Буквы же прописей уплывали куда-то за пределы тетрадного листа, не слушаясь мальчика. У Сережи совершенно не оставалось времени на игры – на те странные, только ему понятные и зримые игры, которые взрослые люди скорей назвали бы мечтами… И это было больно, но не больней, чем расставание с Галечкой.

Сколько было слез, когда он узнал, что Галина больше не будет появляться в их доме! Не сдержавшись, он заплакал при всех; глядя на него, прослезилась и няня:

– Милый мой, ну что ты так расстроился! Ну не надо, не надо… Ты будешь ко мне в гости приходить, а я – к тебе. Договорились?

Но из этого уговора ничего не вышло. У Сережи больше не было времени для того волшебного мира, который так занимал его душу до школы. Утром – уроки, потом еще нужно делать домашние задания, а тут его еще стали учить музыке…

Огромный полированный ящик, давно дремавший в бабушкиной комнате, открыли, и он показал Сереже свои черно-белые зубы. Гаммы звучали робко и неуверенно, и это тоже служило поводом для огорчения. Сережа охотно согласился учиться музыке, потому что хотел играть как мама – какие-то волшебные пьески, яркие и звонкие песенки. А оказывается, для этого надо долго учиться, долбить гаммы до головной боли, выворачивать пальцы…

– Стерпится – слюбится, – блистала почерпнутой у Даля народной мудростью Римма.

И действительно, кое-как слюбилось. Музыка давалась Сереже легко, сказались врожденные способности. Да и в школе дела пошли на лад. Нет, он так и не нашел себе приятелей среди одноклассников, зато открыл для себя новую, жгучую радость – быть лучше всех, быть первым в учебе, чтобы учительница вызывала его и говорила:

– А вот теперь Сережа Акатов покажет нам, как решается эта задача!

Он был первым, он был вне конкуренции на всех уроках… Кроме уроков физкультуры. Мама возмущалась, вернувшись с родительского собрания, где учительница зачитала нормативы:

– Нет, что это за варварские процедуры? Володя, ты посмотри, ты только подумай: он должен пробежать один километр за пять с половиной минут! Кинуть мяч на двадцать семь метров!

– Не вижу ничего сверхъестественного, – мямлил отец, из-за газетного листа оглядывая хрупкую фигурку сына. – Мальчишки вообще быстро бегают и… Мм… Далеко кидают мячики.

– Да? – возмущалась мама. – А ты – нет, ты отложи, пожалуйста, газету! – ты отожмешься от пола пятнадцать раз подряд?

– Я? – удивлялся отец. – Ну что ж, пожалуй…

Мама вырвала газету у отца из рук:

– Вперед!

– Что – вперед?

– Отжимайся! А мы будем смотреть и считать!

Отец посмеивался, пытаясь обратить все в шутку:

– Анечка, после плотного ужина врачи не рекомендуют физкультурные упражнения. Знаешь, сегодня были такие вкусные котлетки…

– Обычные были котлетки. Куриные. Не пытайся подлизываться. Я не шучу. Вперед и с песнями!

Все так же посмеиваясь, отец неловко уложился на ковер и начал отжиматься.

– Раз, два, три… – подпрыгивая от восторга, считал Сережа вслед за мамой.

Но досчитать пришлось только до восьми. Папа выдохся, лег ничком на ковер и запросил пощады.

– Вот видишь! – торжествующе заметила мама.

– Да, я что-то не в форме, – вздохнул отец, усаживаясь обратно в кресло и смущенно потирая ладони. – А Сережке сколько надо отжаться по этим их…

– По нормативам? Пятнадцать раз!

– Кошмар какой, – снова вздохнул отец и потрепал сына по спине. – Ну, ты уж держись, мужичище… Как-нибудь.

Так оно и шло – «как-нибудь». Правду сказать, мало кто из их 1 «А» класса мог пятнадцать раз отжаться, нормативы были явно завышенными, неизвестно, кто их придумал! Поэтому над Сережей особенно не смеялись. Зато как невыносимы были эстафеты, командные спортивно-военные игры, какой апокалиптической бессмысленностью отдавали они! Сережа неизменно сбивался, путал задания, путался в собственных ногах, обряженных в новенькие кроссовки, спотыкался, разбивал колени и конечно же подводил всю свою команду, которая потом награждала его презрительными рекомендациями и унизительными прозвищами!

Болел он по-прежнему часто, и только болезни и последующие освобождения от физкультуры служили ему отдушиной. Совершенно внезапно на защиту ненавистных уроков встала Римма.

– Лично я, как врач, стою за уроки физкультуры, – строго заявила она родителям. – Лично я не вижу ничего хорошего в том, что он у нас такой субтильный!

– Мне кажется, мамуля, ты всегда была поборницей чисто гуманитарного воспитания, – хихикнула мама. – Нам с Ниночкой ты всегда записки в школу писала, чтобы нас освобождали от уроков физкультуры, помнишь?

– Еще бы не помнить! Но вы – девочки, у вас в жизни другая миссия. Если ты помнишь, неблагодарная дочь, я же вас сама и научила специальной гимнастике, поддерживающей фигуру. И ты до сих пор ее делаешь! Как, собственно, и я. А мальчик у нас растет тепличный. Я не говорю о том, чтобы воспитать из него атлета, но он должен уметь красиво двигаться и иметь хоть какую-нибудь мышечную массу! Иначе он так и не выкарабкается из болячек и с возрастом обрастет лишним жирком!

Отец хмыкнул и почему-то втянул живот.

– Но я не вижу выхода… – начал он.

– А я вижу, – сказала, как отрезала, Римма Сергеевна. – Запишем его в секцию легкой атлетики, пусть занимается.

Мама театрально покачнулась, якобы собираясь упасть в обморок.

– Такие нагрузки! А он справится? Школа, музыка…

– Справится! – уверенно ответила бабушка Римма и обратилась наконец к самому Сереже: – Как ты полагаешь?

Сережа только плечами пожал. Лучшими минутами в его жизни были минуты, когда он залезал в кресло с книгой и его оставляли в покое… Но насмешки в школе больно ранили его самолюбие, и он сказал: