Зов лабиринта - Наталья Иртенина Страница 7

Где-то у него должен быть выход. Нельзя подчиняться страху. Иначе никогда отсюда не выберешься.

И как ответ не то в голове, не то в воздухе прошелестело бархатистое: «А разве ты хочешь выйти отсюда? Разве тебе здесь плохо?» Тихий, ласковый, как прикосновение ангела, смех.

Ди замерла, прислушиваясь. Лабиринт был безмолвен. Но не слеп. Это она поняла только теперь. За ней следили. Очень внимательно – она почувствовала на себе чей-то взгляд, щекочущий, оглаживающий, как будто полирующий шершавую, неровную поверхность ее души.

«Да пошел ты. Плевать я на тебя хотела». Запихнула руки в карманы брюк и попыталась нарочито небрежной мальчишеской походкой продемонстрировать соглядатаю истинность своих слов. Хотя по-прежнему не знала, на кого именно нужно плевать. Наглец и не думал материализовываться или хотя бы называться. Он предпочитал досаждать анонимно, как безымянный чертик, вдруг выскакивающий из ниоткуда.

Демонстрация собственной независимости удалась. Но Ди знала, что этим не обманет соглядатая. Ему ничего не стоило пролезть сквозь оболочку слов и жестов в самое ее нутро – оголенное потерей «я», безопорностью, а значит, беззащитное. Поэтому она почти обрадовалась, когда, рванув очередную дверь, вдруг оказалась среди людей.

Почти – потому что люди выглядели ненастоящими. Анахронизмами. Тенями давно минувшего. Хотя и вполне живыми, временами даже упитанными тенями.

В первую минуту Ди остолбенело разглядывала их. Радость высвобождения из лабиринтных объятий сменялась чувствами человека, которого учат плавать методом выбрасывания из лодки вдали от берега. Изумление, паника, затем – бешеное желание выплыть и крепко въехать учителю по физиономии.

Во вторую минуту Ди обнаружила, что ее саму разглядывают с неменьшей остолбенелостью. Оно и понятно: то, что было на ней, скорей всего, для этих людей одеждой не являлось. По крайней мере, женской одеждой. Полюбовавшись на их пышные, совершенно не функциональные средневековые тряпки, Ди решила, что ей нужно срочно сменить гардероб. Иначе хлопот не оберешься – на некоторых лицах уже читалось ясное и выразительное «Эге, а не кликнуть ли кого надо?»

Широко и радостно улыбнувшись им всем, она попятилась. На грязной городской улице, мощеной булыжником, дома тесно лепились друг к дружке, но Ди повезло. Сбоку открылась щель между стенами, в которой при иных обстоятельствах она ни за что бы не признала проулок (в действительности это был даже не проулок, а нормальная средневековая улица в полтора метра шириной). Ди по-кошачьи метнулась туда.

Преследовать ее никто не стал. Звать милицию – в местном эквиваленте – тоже. Метров тридцать она проскакала вприпрыжку, стараясь не вляпаться в благоухающие дерьмом кучи и мутные заводи. На другом конце трещины между мрачно-унылыми домами показалась площадь. Единственным приличным строением из окружавших ее было то, что Ди определила как церковь. Впрочем, храм тоже имел скучный, вполне себе сиротский вид: вход заколочен досками, витражи заросли грязью, скаты портала обсиживали голуби. Возле церкви сгрудились горожане. Ди, поглазев по сторонам, подобралась поближе. Прижалась к стене соседнего здания, укрылась за выступом.

На ступеньках недействующего храма стоял нечесаный проповедник в драной рубахе до колен. Дикий облик его совсем не вязался со спокойной, уверенной манерой речи. Он обращался к горстке горожан, тревожно мнущихся и поминутно оглядывающихся, как какой-нибудь университетский богослов, читающий лекцию:

– Возжаждите поэтому познать самих себя, и вы познаете, что вы дети Отца всемогущего; и вы познаете, что вы в городе Бога, и вы – сам город Его…

Ди не слушала оборванца-проповедника. Она наблюдала за горожанами. Большей частью то были простолюдины, но мелькали среди них и шпаги, и шляпы с плюмажем, а в двух десятках шагов от крошечной толпы остановилась карета с гербами, и в окошке отодвинулась занавеска. Слушатели были неспокойны. Ди показалось, что они и рады бы внимать слову Божию, но чего-то боятся. И оттого все время настороженно озираются, как проказничающие школьники, которых вот-вот схватят за ухо и отведут к директору. С какого-то момента они и вовсе стали расползаться в стороны по одному – без оглядки и как будто пристыженно, делая вид, что оказались здесь случайно. Карета, громыхнув, укатилась. Ди попыталась отыскать причину этого стыдливого бегства и почти сразу нашла ее, упершись взглядом в жуткого урода. Он стоял в самом центре площади, как памятник, только без постамента, сложив руки на груди. Можно было бы утверждать, что он наблюдает за происходящим, если бы Ди не была уверена, что он пялится именно на нее. Пожалуй, даже заинтересованно пялится. Со вниманием, не обещающим ничего хорошего. От этого зрелища ее пробрал неприятный холодок. Присмотревшись, она поняла, что уродство человека – только маска, несоразмерно большая, отчего голова казалась в два раза крупнее положенного, а шеи вообще не было. С искаженными чертами, водянисто-бледная, безобразная маска. Ди стали понятны страхи горожан. При виде такого урода у кого хочешь душа в пятки обрушится. А если еще такие вот мордатые всем заправляют здесь, в этом городе, тогда и вовсе картина ясна.

Ди осторожно, по стеночке выбралась из своего ненадежного укрытия, нырнула за угол дома и пустилась наутек. И хотя топота чужих ног за спиной не было слышно, бежала она долго, распугивая и видом своим, и стремительностью неторопливых горожан. Остановило ее только большое людское скопление. Затерявшись в толпе, Ди облегченно перевела дыхание и осмотрелась. Как выяснилось, она попала на рыночную площадь. Вокруг кипела зычная купля-продажа, сновали безместные торговцы, звенели монеты, беззастенчиво нахваливался товар, шныряли жулики и переругивались все, кому не лень. Ди старалась быть незаметной и не наступать никому на ноги, но пару раз все же пришлось поймать на себе широкоразинутые взгляды. Немного потолкавшись, нашла нужный ряд. Здесь продавали шмотки. Она выбрала мужской темный плащ с застежкой у горла и шляпу с широкими, чуть загнутыми по бокам полями. Расплатилась золотым кольцом с безымянного пальца (символы из прошлой жизни теперь ни к чему).

В обновку облачилась прямо у прилавка, чем вызвала столбняк у торговца, и без того огорошенного диковинной бабой в штанах и с остриженными волосами.

Ди приложила палец к губам, сделав знак молчать, и жестами изобразила урода в маске. Торговец вытаращил глаза и согласно закивал. Ди надвинула шляпу пониже, а затем принялась энергично расталкивать толпу, выбираясь. И одновременно размышляла о том, что же такое она наплела на пальцах торговцу одеждой – счел ли он ее агентом образин или же напротив, беглянкой, а то и вовсе заговорщицей, разыскиваемой тайной полицией? Не побежит ли он во втором случае сейчас же доносить на нее? Последнее было бы совсем некстати. Ди начинала уже кое-как обвыкать в этом городе и совсем не хотела покидать его, спасаясь бегством. Да и куда бежать – обратно в лабиринт? Поди отыщи его теперь… Впрочем, она подозревала, что лабиринт сам ее найдет – как и прежде.

На ближайшей улочке она критически осмотрела себя в зеркальной глади первой попавшейся, судя по всему, непросыхающей никогда лужи. Конечно, обмануться ее теперешним видом мог только совсем слепой, но и на пришелицу невесть из каких полоумных краев она перестала быть похожей. А издалека тем паче любой бы здесь принял ее за местного бездельника, шатающегося по городу в поисках развлечений. Ди почувствовала себя увереннее в этих тряпках и даже как будто начала нравиться самой себе. Еще бы добавить широкий шарф до подбородка, перчатки и темные очки… стоп, с очками перебор, средневековье не знало такой роскоши как одежда для глаз, у них тут доподлинно глаза – зеркало души, и если кто-то их прячет, значит…