Тик-так - Дин Кунц Страница 7

- Ты, должно быть, не обедал? - спросила она, улыбаясь.

"Если будешь есть слишком много чизбургеров и французского картофеля, скоро сам станешь похож на большой толстый чизбургер".

- И порцию жареного лука колечками, - с вызовом прибавил Томми, совершенно уверенный, что в нескольких милях к северу, в Хантингтон-Бич, его мать только что поморщилась словно от боли, физически почувствовав его предательство.

- Люблю мужчин с хорошим аппетитом, - сказала официантка.

Томми посмотрел на нее. Она была стройной миловидной блондинкой с чуть вздернутым носиком и румяными щеками. Иными словами, официантка принадлежала как раз к тому типу женщин, которые, должно быть, являлись его матери в кошмарных сновидениях.

Он попытался угадать, не заигрывает ли она с ним. Улыбка официантки показалась Томми достаточно соблазнительной, но ее замечание насчет мужчин с аппетитом могло быть и вполне невинным. Томми подавил вздох. Он не был особенно ловок в общении с женщинами - во всяком случае, настолько, насколько ему хотелось бы. Даже если официантка давала ему какую-то зацепку, он просто не мог ею воспользоваться, поскольку не мог уловить - какую. Кроме того, Томми решил, что) сегодня вечером он и без того вел себя достаточно предосудительно. Чизбургеры - да, но не чизбургеры и блондинка.

- Дайте мне, пожалуйста, дополнительную порцию чеддера и побольше жареного лука, - только и сказал он.

Когда заказ прибыл, он обильно намазал бутерброды горчицей и кетчупом и съел все до последней крошки. Молочный коктейль Томми высосал так старательно, что хлюпающие звуки, которые производила его соломка, собирающая капли с донышка бумажного стаканчика, заставили ближайших посетителей с неодобрением повернуться к нему. Многие из них были с детьми, и Томми подавал им дурной пример.

Он оставил большие чаевые и уже шел к двери, когда блондинка неожиданно сказала:

- Теперь ты выглядишь гораздо счастливее, чем когда только вошел.

- Сегодня я купил "Корвет", - сам не зная почему, брякнул Томми.

- Шикарная машина, - одобрительно сказала официантка.

- Я мечтал о такой с детства.

- Какого она цвета?

- Серебристо-голубой металлик.

- Звучит, по крайней мере, здорово.

- Он буквально летит, знаешь ли... - поделился Томми своими впечатлениями.

- Еще бы!

- Как ракета, - добавил Томми, неожиданно почувствовав, что тонет, растворяется в океанской голубизне ее бездонных глаз.

"Этот детектив, о котором ты пишешь книги... если он когда-нибудь женится на блондинке, то разобьет своей матери сердце!"

- Ну ладно, - сказал он. - Счастливо.

- И тебе тоже, - откликнулась девушка.

Томми решительно зашагал к двери, но на пороге остановился и оглянулся. Он надеялся, что официантка смотрит ему вслед, но она уже отвернулась и теперь направлялась к кабинке, которую он только что освободил. Ее изящные икры и тонкие лодыжки показались Томми верхом совершенства.

Пока он ужинал, снаружи поднялся ветер, но для ноября ночь была достаточно теплой. На противоположной стороне шоссе, у въезда на дамбу, соединяющую Фэшн-Айленд с континентом, выстроились в ряд огромные финиковые пальмы, ярко освещенные прикрепленными к их мохнатым стволам прожекторами. Их длинные ветви раскачивались и подпрыгивали точь-в-точь как короткие пышные юбчонки. Легкий бриз нес с собой отчетливый запах соленой океанской воды; его прикосновение нисколько не холодило, а, напротив, ласкало затылок Томми, игриво шевелило его густые черные волосы.

Вот так всегда, подумал Томми. Стоило ему восстать против своей матери и наследия предков, как окружающий мир сразу стал восхитительно чувственным и ласковым к нему, мятежному сыну вьетнамского народа.

Сев в машину, Томми включил радио. Приемник работал безупречно. Рой Орбисон исполнял свою "Прекрасную женщину", и Томми стал подпевать ему со сдержанной страстью в голосе.

Потом он вспомнил зловещее шипение статики и странный булькающий голос, назвавший его по имени. Теперь Томми трудно было поверить, что все это было на самом деле, хотя, поразмыслив как следует, он пришел к выводу, что найти объяснение случившемуся совсем не так трудно. Просто он был расстроен своим разговором с матерью, который одновременно и взвинтил его, и заставил чувствовать себя виноватым. Он был так зол на нее и на себя, что ощущения начали его обманывать. Возможно, шорох статических разрядов, отдаленно напоминающий шум низвергающейся вдалеке воды, действительно существовал, но он, поглощенный мыслями о собственной вине, принял его за рокот многоголосой толпы и даже вообразил себе, что слышит свое собственное имя в беспорядочном хрипении и бульканье электронных помех.

И всю дорогу до дома Томми слушал старый добрый рок-н-ролл и даже подпевал солистам, поскольку знал слова каждой песни почти наизусть.

Он жил в скромном, но удобном двухэтажном коттедже на окраине скучного, до последней урны распланированного городка под названием Ирвин. Почему-то землевладельцы в округе Орандж предпочитали средиземноморский стиль всем остальным, и его дом ничем не отличался от соседних. Средиземноморский стиль в архитектуре преобладал в этих краях до такой степени, что лишь человек, обладающий незаурядным воображением мог счесть выбор, сделанный владельцами земельной собственности, застраивавшими свои участки на продажу, уместным. Всем остальным стандартные средиземноморские коттеджи неизменно казались скучными, порой - подавляющими своим однообразием, хотя в облике каждого отдельного дома не было ничего зловещего или угрюмого. Злые языки утверждали, что если бы главный архитектор в административном центре Тако-Белл - итальянец по национальности - был мексиканцем, то он приказал бы всем жить не в домах, а в мексиканских ресторанах, но Томми относился к засилью стандартной архитектуры спокойнее, чем многие. Его собственное жилище - бледно-желтые, гладко оштукатуренные стены под оранжевой черепицей и бетонированные, обложенные кирпичом дорожки в саду - на самом деле нравилось ему.

Этот дом он купил три года назад, скопив гонорары от своих газетных публикаций и приплюсовав к ним доходы от серии детективных романов в бумажных обложках, которые он писал в свободное время по вечерам и в выходные. Тогда ему было двадцать семь лет. Теперь его книги выходили в твердом переплете, а гонорары были такими, что он мог позволить себе оставить работу в газете.

С любой точки зрения он преуспел в жизни гораздо больше двух своих братьев и сестры, но эти трое никогда не порывали со своими вьетнамскими корнями, и поэтому родители гордились ими гораздо больше. Другое дело - Туонг. Чем тут гордиться, коли он изменил свое имя на американский манер, как только достиг положенного законом возраста, а преклониться перед всем американским он начал с восьми лет - с тех самых пор, как впервые попал в эту страну.

Томми порой казалось, что, даже если он стане! миллиардером и переедет в свой собственный дом на самом высоком холме над заливом, в дом с тысячью комнат, с видом на океан, с золотыми писсуарами и с люстрами, где вместо хрустальных будут настоящие бриллиантовые подвески, его мать и отец вес равно будут относиться к нему как к неудачнику, как к паршивой овце, отбившейся от стада, как к человеку, забывшему своп корни и свернувшемуся от наследия предков.