Вампиррова победа - Саймон Кларк Страница 69

— Совершенно ясно, — с пониманием кивнул доктор. — Сюда, пожалуйста. — Он отодвинул шторку. — Не пугайтесь. Вашего дядю, скажем так, еще не привели в порядок. В выходные нам редко выдается шанс отмыть хорошенько поступающих к нам. После закрытия общественных заведений в травмопунктах жизнь бьет ключом, сами знаете, доктор.

Дэвид кивнул. В пятницу и субботу вечером — в центре крупных городов или на окраинах мирных с виду городков — больницы с тем же успехом могли бы находиться в зоне военных действий, если исходить из растянувшихся там верениц окровавленных пострадавших.

Когда доктор Сингх отодвинулся в сторону, Дэвиду впервые удалось по-настоящему взглянуть на своего дядю, лежавшего на каталке.

Старик был без сознания, простыня, поверх которой безжизненно лежали его руки, была натянута до середины обнаженной груди. Дышал Джордж Леппингтон ритмично, хотя из его рта и вырывались мокрые бронхиальные хрипы. Дэвид заметил вставленную в ноздрю трубку подачи кислорода.

Тут он увидел кровь.

Проклятие...

Кровь превратила седую шевелюру Джорджа в красновато-коричневый колтун. Дэвид обошел койку, автоматически проводя осмотр: цвет кожи — мертвенно-бледный, почти цвета топленого жира с типичной для шока блестящей белизной; губы синеватые.

Тут он увидел повязку, на самом деле — пару гигиенических полотенец, примотанных к голове дяди марлевым бинтом. Предварительная обработка в травматологии предпочитает презентабельности действенность. Кровь проступила сквозь белую повязку соцветиями коричневого и красного.

— Что произошло? — Дэвид поднял взгляд.

— Никто в точности не знает. — Доктор Сингх слегка склонил голову набок. — Глубокая рана головы. Потеря сознания — результат удара, в то время как...

— На него напали? — пораженно вопросил Дэвид.

— Не нам об этом судить.

— Трещина черепа?

— Тоже нельзя сказать ничего определенного, во всяком случае, пока не сделаем ему рентген.

— А когда это будет?

Доктор Сингх пожал плечами:

— Простите. Субботняя ночь.

— Послушайте, мне кажется, вы должны заняться им в первую очередь. Ему более восьмидесяти лет.

— Я разделяю ваше беспокойство, доктор, но и у нас свои приоритеты.

— Где полиция?

— Им сообщили.

— Они сейчас в здании? Я могу с ними поговорить?

И снова в качестве ответа доктор Сингх мог предоставить только: «Субботняя ночь. Извините», что с каждым разом причиняло Дэвиду все большую боль.

Приложив пальцы к губам, Дэвид глядел на дядю. Лоб старика был нахмурен, словно какая-то огромная забота угнетала его, даже когда он был без сознания. Белые — тревожно белые — бескровные веки подергивались и подрагивали, временами открывая безжизненный блеск глазного яблока. Дэвид почувствовал, как ему на локоть легла чья-то рука. Опустив взгляд, он увидел Бернис; с овального личика девушки смотрели полные беспокойства глаза.

Дэвид медленно выдохнул. Так вот что чувствует человек по ту сторону баррикад в травматологии — родственник пострадавшего. Чувствует он себя препаршиво. Он не верит, что все под контролем. Он дает волю эмоциям. Глубоко вдохнув, Дэвид спросил:

— Насколько серьезно ранен мой дядя?

Карие глаза доктора Сингха смотрели сочувственно.

— Пока рано говорить.

О Господи, только не говорите слова «Потому что это субботняя ночь», с внезапной яростью подумал Дэвид.

— Рана не представляется слишком серьезной. Но опять же следует учитывать его возраст. Вы сказали, восемьдесят с чем-то.

Дэвид кивнул.

— Думаю, восемьдесят четыре — восемьдесят пять. Кто его привез?

— "Скорая". Судя по всему, после того как он получил ранение, он смог добраться до телефона.

— Значит, он в состоянии был говорить, когда звонил.

— Нет. Его услышали в отделении неотложной помощи... то есть они услышали шум. Вот и все, трубка так и не была положена на рычаг. Так что они связались с телефонной станцией, а там уже определили номер телефона и адрес вашего дяди, а потом отправили по адресу полицию и «скорую помощь». Они проявили немалую инициативу, как по-вашему?

— Верно, — согласился Дэвид. — После рентгена его переведут в палату для наблюдения?

— Да, к сожалению, я не могу сказать, когда точно это будет. В конце концов с...

— Субботняя ночь. — Дэвид слабо улыбнулся, теперь он чувствовал себя спокойнее. — Я знаю, — сказал он и понадеялся, что слова его прозвучат понимающе, а не саркастично. — Я отработал свое в приемном покое в Королевском госпитале Ливерпуля. Примите мои соболезнования.

С хрустом отодвинулась в сторону шторка; это снова была высокая медсестра.

— Доктор Сингх. Язва двенадцатиперстной в номере первом. Судя по всему, внутреннее кровотечение. Инфаркт в восьмом, шестьдесят лет. И ожог кипящим маслом в третьем.

Доктор Сингх вздохнул, извиняясь:

— Я вернусь, как только смогу. Пожалуйста... посидите со своим дядей, если хотите. В приемном покое есть автомат, если хотите освежиться. — Он уже вышел из бокса, но на мгновение остановился. — Одно слово предупреждения. На вашем месте я бы избегал супа из бычьих хвостов. — Он улыбнулся. — Вернусь, как смогу.

Значит, трое, подумал Дэвид. Он подавил неуместную улыбку, готовую растянуть ему губы. Субботняя ночь в травматологическом отделении — это когда пациентов называют не по имени, а по болезни или полученному увечью. А единственный диагноз, который врач может поставить хоть с какой-то долей уверенности, — это чего не есть из продуктового автомата. И несмотря на все это, планете удается-таки плавно вращаться вокруг солнца.

Бернис опустила пару пластмассовых откидных стульев возле койки. Дэвид почувствовал благодарность — огромную благодарность, а еще он был тронут ее готовностью присоединиться к нему в ночном бдении.

Так они и сидели рядом, глядя на лежащего старика, слыша влажные звуки, рвущиеся из его горла, вдыхая антисептические пары госпиталя, смотря, как кровь засыхает на лице старика в чешуйчатую вторую кожу. Дэвид испытал порыв взять Бернис за руку: как хорошо было бы почувствовать прикосновение кожи другого человека.

Но из типично британской сдержанности держал руки ладонями вниз на коленях.

Стрелки часов на стене дошли до десяти минут четвертого. В этот момент Джордж Леппингтон открыл глаза — широко открытые глаза остекленело уставились в потолок; рот старика разверзся трещиной, челюсть напряглась, когда раздвинулись губы.

И тут он заговорил.