Дочь вампира - Михаил Ладыгин Страница 6

Первым делом я долил масла, чтобы затеплить лампаду перед иконой Богоматери. Затем ещё раз огляделся. На столе лежала скатерть, на окнах висели занавески, лишь цветы в горшках безнадёжно высохли, и на всём лежал слой пыли. Справа я увидел ещё одну дверь. За ней находился «кабинет» отца Никодима. Здесь стоял письменный стол со старинным бронзовым прибором, медным распятием и двумя подсвечниками. В книжном шкафу аккуратно разместились книги, а в сундуке, очевидно, помещалось облачение батюшки. В углу висела икона святого Никодима, а на подоконнике сидел сэр Галахад, принюхивающийся к оставленной эмалированной кружке.

Увидев меня, он немедленно спрыгнул на пол и подвёл к закрытой двери, за которой скрывалось ещё одно помещение. Эта дверь оказалась запертой, но в замочной скважине торчал ключ, который я решительно повернул, в результате чего мы с сэром Галахадом получили возможность проникнуть в спальню. Комната показалась мне тесноватой. В ней разместились огромная кровать с пуховой периной и подзором, упирающийся в потолок массивный шкаф, детская кроватка с полосатым матрасом, два сундука, да современное трюмо.

Хотя спальня единственная сохраняла жилой вид, но я сразу же решил, что не проведу в ней без особой надобности ни единой ночи. Всё в ней противоречило моим собственным вкусам и привычкам. Похоже, сэр Галахад разделял моё предубеждение. Он даже не попытался прыгнуть на одну из кроватей, а нервное помахивание пушистого хвоста выражало откровенное неодобрение места, где недавно обреталось семейство моего однокашника.

В движениях сэра Галахада мне почудилась несвойственная ему нервозность. Чуткое животное ощущало какую-то угрозу, odor mortis ⁵, но не могло понять ни её источника, ни местонахождения. Я тоже пребывал в некотором недоумении. Беглый осмотр не мог служить основанием для окончательных выводов, но у меня сложилась определённая уверенность в том, что отец Никодим постарался сделать всё возможное для защиты своего дома. На запорах окон висели кресты. Более того, он старательно выцарапал кресты на каждом из оконных стёкол. В рамы и дверные косяки батюшка воткнул булавки. Между оконными рамами лежали цветы вперемежку с ягодами шиповника… Но тем не менее упыри слишком свободно и вольготно чувствовали себя именно в этом доме, ни разу не появившись в своём обличии в храме.

В глубине души я надеялся, что приехав в Болотово, без труда обнаружу лазейку, которой пользовались вампиры для проникновения в дом батюшки. Увы! Ни моя наблюдательность, ни чутьё сэра Галахада пока не дали никаких результатов. Что ж, приходилось отложить решение этой задачи до лучших (если более внимательный осмотр укажет существенный изъян в защите дома) или худших (когда нечисть явится уже ко мне) времён.

Покинув спальню, я запер дверь на два оборота ключа, затем столь же старательно замкнул кабинет, обнаружив нужный ключ в связке, которую отдал мне отец Никодим. Приняв решение расположиться в парадной горнице, я нарисовал на полу магический круг, вписал в него пентаграмму, после чего притащил из лендровера спальный мешок и расположил его в центре пентаграммы. Судя по всему, это было верное решение. Во всяком случае, сэр Галахад (а он никогда не ошибался) одобрил его: победно подняв хвост и издав торжествующее мурлыканье, он прыгнул на спальник, где расположился, свернувшись колечком в самом центре пентаграммы.

Оставив его на этом посту, я пошёл выгружать из лендровера пожитки. Выходя, я обратил внимание на лестницу, ведущую из сеней на чердак. Однако мне не хотелось сразу же лезть наверх. Если бы опасность исходила оттуда, сэр Галахад начал бы разведку именно с этой части дома.

За краткое время моего пребывания внутри старого сруба солнце успело подсушить росу. От тумана не осталось и следа. Безоблачное небо сулило жаркий день. Сорвавшись с берёзы, Корвин совершил круг над самой моей головой, булькнув мне очередное приветствие, а затем вновь вернулся на облюбованную ветку. По тому, как он наклонял голову, как оглядывался по сторонам, я понял, что он не чувствует себя в этом месте достаточно спокойным. Только Патрик внешне оставался невозмутимым. Ему было жарко в раскалившемся автомобиле, но он позволил себе лишь вывалить из пасти язык и дышать с яростью средневековых кузнечных мехов.

Посмотрев на Патрика, я на мгновение усомнился в праве подвергать его риску. Этот огромный сильный зверь был самым уязвимым из нас. Его безудержная отвага и преданность хозяину могли оказать всем нам дурную услугу. Оставалось надеяться только на присущую Патрику дисциплинированность и на правильность выбранных мною для него средств защиты.

Первые, ещё достаточно неясные ощущения обладали одним несомненным свойством: место, куда мы попали, таило в себе опасность, а это означало, что защитой не следовало пренебрегать никому из нас. Поэтому я сразу же принялся разбирать привезённый с собой арсенал. Ящик с винчестером и арбалетом я перенёс в дом, а кобуру с магнумом повесил себе подмышку, не забыв набить карман патронами. Двери и окна я украсил небольшими наклейками с соответствующими магическими формулами: в глаза они не бросались, но ни один «натурализованный» вампир не смог бы преодолеть преграду.

Следовало, правда, учитывать, что в Болотове продолжали жить упыри, не прошедшие «натурализации», то есть не перешагнувшие через границу клинической смерти и погребения. Днём они вели жизнь обычных людей, возможно, давая пропитание настоящим вурдалакам, а ночью могли превращаться в волколаков, что вытекало из странности поведения волков в Болотове и его окрестностях.

Эти жители Болотова могли ходить в церковь, могли игнорировать, находясь в человеческом облике, защитные средства поповского дома, однако ж опасными свойствами вампиров в таком состоянии они не обладали.

Впрочем, для них у меня имелись специально приготовленные небольшие сюрпризы. Ни одно существо не смогло бы без риска остаться серьёзно покалеченным открыть ящики с оружием или с привезённым инструментом. Запертый мною лендровер также имел коварные средства самозащиты. Наконец, на страже моих новых владений находились Патрик с Корвином. Громовой лай первого разносился в тихую погоду на несколько километров, а ворон обладал способностью доставить в несколько минут тревожное сообщение на гораздо большее расстояние.

Оба они были блистательно выдрессированы. Впрочем, это трудно назвать дрессировкой. С детства у меня обнаружилась удивительная способность устанавливать странный бессловесный контакт со зверями, причём не только с домашними животными. Я «чувствовал» их, а они — меня. Поэтому опыт «дедушки Дурова» и приёмы «театра зверей» остались невостребованными. Я просто всегда знал, с каким животным могу установить достаточный контакт, чтобы оно выполнило мою просьбу, именно просьбу, но не приказ.

Я особенно гордился тем, чего мне удалось добиться от Корвина. Ворон — дневная птица, ночью она чувствует себя очень неуверенно. Но юный воронёнок, несколько лет назад обративший на меня внимание в лесу под Переяславлем-Залесским и принявший предложение составить мне компанию, очень быстро приспособился к «совиному» ритму жизни. Ему хватало найти в меру затенённое, не слишком жаркое место, чтобы днём отоспаться настолько, насколько необходимо для полноценной ночной работы. Он овладел искусством ночной охоты, а потом по моему настоянию научился преследовать и бить летучих мышей, что делало его незаменимым в затеянной мной экспедиции.