Некроскоп - Брайан Ламли Страница 6

Громко сглотнув, сидевший справа вскочил, бросился к динамику и нажал кнопку с надписью “Прием”. Мгновение слышались какие-то помехи, а затем ясно раздалось шипение, звук которого постепенно — стихал по мере того как живот трупа медленно оседал, скрываясь в складках жира. Несмотря на то, что выход газа прекратился, обнаженный человек, вместо того, чтобы отстраниться, еще ниже склонился лицом к трупу, закрыв глаза, и глубоко вдохнул полной грудью.

Не отрывая глаз от экрана, служащий неуклюже, ощупью вернулся к креслу и тяжело опустился в него. Его рот, так же, как и рот второго, был раскрыт, и оба они сидели теперь совершенно прямо на самых краешках кресел, крепко вцепившись в деревянные подлокотники. Забытая сигарета тлела в пепельнице, и в воздух поднимался ароматный дымок. Только главный наблюдатель сидел неподвижно, и, казалось, выражение лиц подчиненных его интересует ничуть не меньше, чем то, что происходит по ту сторону экрана.

Обнаженный человек поднялся и выпрямился возле трупа, из которого теперь вышел весь газ. Одна его рука лежала ладонью вниз на бедре трупа, другая точно так же на грудной клетке. Большие и круглые как плошки глаза были снова широко открыты, но цвет его кожи заметно изменился. Нормальный здоровый розовый цвет только что тщательно вымытого молодого тела куда-то исчез; вместо этого оно стало таким же серым, как тело трупа, к которому человек прикасался. Он был серым, как сама смерть. Он задержал дыхание и, казалось, смаковал вкус смерти, слегка втягивая щеки. Затем...

Он отдернул руки от трупа, с шумом выдохнул зловонный газ и откинулся назад, встав на пятки. На мгновение показалось, что он сейчас рухнет навзничь, но он снова наклонился вперед и снова с величайшей осторожностью положил руки на труп. Мрачный, суровый и серый, как камень, он касался тела, и его пальцы дрожали, легко, словно бабочки, передвигаясь от головы к кончикам ступней и обратно. По-прежнему в этом не было никакой эротики, однако тот, что сидел слева, прошептал:

— Он что, некрофил? Что все это значит, товарищ генерал?

— Сиди спокойно и учись, — прорычал тот, что сидел в центре. — Ты же знаешь, где находишься. Ничто здесь не должно тебя удивлять. А что касается того, что все это значит и кто это такой, — скоро ты все узнаешь. Я могу сказать только одно: насколько мне известно, таких, как он, только трое в СССР. Один — монгол откуда-то с Алтая, шаман из местного племени. Он уже практически умирает от сифилиса и потому бесполезен для нас. Другой — безнадежный сумасшедший, которому должны сделать корректирующую лоботомию, после чего он тоже окажется... скажем, вне пределов нашей досягаемости. Поэтому остается только этот. Его дар — врожденный, научить этому практически невозможно, что делает его sui generis. Это по-латински, латынь — мертвый язык. Наиболее подходящий. А потому заткнись! Ты видишь перед собой уникальный талант.

В это время по ту сторону экрана “уникальный талант” обнаженного человека начал наконец проявляться. Его резкие, неожиданные движения были странными и беспорядочными, почти что судорожными, как если бы его дергал за ниточки какой-то сумасшедший невидимый кукольник. Правая рука метнулась к чемоданчику, едва не сбросив его со столика. Кисть, судорожно согнутая, больше похожая на лапу, рванулась вверх, как будто дирижируя исполнением какого-то неведомого произведения, однако вместо дирижерской палочки в ней был зажат блестящий серповидный скальпель.

Все трое наблюдателей наклонились вперед, широко раскрыв глаза и разинув рты. Однако в то время как на лицах двоих, сидевших по краям, непроизвольно застыло выражение отрицания и они готовы были содрогнуться или даже вскрикнуть при виде того, что, по их мнению, должно было сейчас произойти, на лице старшего отражалось лишь знание и мрачное ожидание.

С точностью, не допускающей никаких случайных, непроизвольных движений остальных конечностей, — которые" застыли и вытянулись, как у мертвой лягушки, как бы принужденные жить сами по себе, — рука обнаженного человека скользнула вниз и вскрыла труп от грудной клетки, через пупок, до жестких лобковых волос. Еще два на первый взгляд произвольных, но абсолютно точных разреза, слились с первым движением, — и на животе трупа четко обозначилась буква “I” с длинными верхней и нижней перекладинами.

Тут же действующий до отвращения автоматически исполнитель этой ужасной хирургической операции не глядя отбросил скальпель, по запястья погрузил руки в центральный разрез и раздвинул его края, словно дверцы буфета. От холодных открытых на обозрение кишок пар не шел, не было также и крови, но когда обнаженный человек вытащил руки, они блеснули тускло-красным цветом, будто их только что покрасили.

Выполнение такого вскрытия требовало поистине геркулесовой силы, — об этом свидетельствовали резко напрягшиеся мускулы на спине и плечах обнаженного человека, — поскольку следовало одновременно рассечь все ткани и мышцы, с внешней стороны защищавшие желудок. Действие сопровождалось также яростным рычанием, хорошо слышным наблюдателям по радиосвязи, благодаря которому губы обнаженного человека образовали оскал и вздувшиеся от напряжения жилы на шее проступили еще более явственно.

Но теперь, когда перед ним обнажились внутренности объекта его манипуляций, странное спокойствие овладело обнаженным человеком. Посерев еще больше, если это вообще было возможно, он снова выпрямился, откинулся назад, встав на пятки, красные руки безвольно повисли вдоль тела. Затем он опять наклонился вперед, и его ничего не выражающие голубые глаза принялись неторопливо изучать внутреннее содержимое трупа.

В это время в другой комнате человек, сидевший слева, вцепившись в подлокотники кресла непрерывно делал глотательные движения, его лицо блестело от пота. Тот, что сидел справа, был синевато-серого цвета, дрожал с головы до ног, тяжело дышал и ловил ртом воздух, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. Однако сидевший между ними бывший генерал армии Григорий Боровиц, ныне глава секретного Агентства развития паранормального шпионажа, был совершенно поглощен происходящим. Его львиная голова склонилась вперед, лицо с тяжелой нижней челюстью выражало благоговение, в то время как он впитывал в себя каждую деталь, каждый нюанс разворачивающегося действа, стараясь по возможности не обращать внимания на мучения сидевших рядом с ним подчиненных. Где-то в глубине сознания он гадал, станет ли кому-то из них плохо и кто первым выйдет из игры. И в какой именно момент он откажется от дальнейшего участия в деле.

Под столиком стояло металлическое мусорное ведро, в котором валялось несколько смятых бумажек и окурков. Не отрывая взгляда от экрана, Боровиц наклонился, поднял ведро и поставил его на середину столика, подумав при этом: “Пусть как хотят, так и делят его между собой”. В любом случае, кого бы из них ни начало тошнить первым, другой непременно последует примеру товарища.

Как будто читая его мысли, тот, что сидел справа, задыхаясь, выдавил:

— Товарищ генерал, не думаю, что я...

— Сиди спокойно! — Боровиц топнул ногой и схватил его за колено. — Смотри, если можешь, а если не можешь, сиди тихо и не мешай мне.

Обнаженный человек в это время склонился над трупом, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от открытых внутренностей. Его глаза двигались влево и вправо, вверх и вниз, как будто пытались отыскать что-то спрятанное там, внутри. Ноздри широко раздулись, и он подозрительно принюхивался. Гладкие брови приняли какую-то фантастическую форму. Больше всего он в эту минуту напоминал пса, увлеченно преследующего жертву.