Безопасность непознанных городов - Люси Тейлор Страница 58

«Маджид мертв, а я по-прежнему хочу трахаться».　

Рема прикоснулась к голове Вэл.　

— Что это у тебя в волосах?　

Вэл провела по жестким прядям, на которых засохла сперма Салли, вытекшая у нее изо рта. Маджид мертв. Она пыталась себя остановить, но желание было невыносимым. Вэл сунула перепачканные эякулятом локоны в рот и пососала, вдыхая пикантный запах. От слабого вкуса секса зачесалось внутри.　

Когда она закончила на кошачий манер вычищать волосы, Рема хитро улыбнулась.　

«Она знает, что это было», — подумала Вэл и вспыхнула от стыда.　

— Если не поторопишься, стервятники доберутся до твоего друга первыми, — предупредила Рема.　

Салли, простонав, заворочался во сне. Даниэль открыла глаз и, увидев девочку, лукаво улыбнулась.　

— Вот уж не думала, что ты любишь детишек.　

Вэл не ответила.　

— Идем, — бросила она Реме. — Отведи меня к Маджиду.　

Вэл и Рема пробирались по усыпанной камнями тропе. Прямо над горными вершинами еще висел бледный бивень луны, но рассвет уже прогонял ночь. Тени сгущались, призрачные силуэты деревьев и холмов обрастали проступавшими из глухой черноты подробностями. Нижнюю границу облаков на горизонте прочертили свинцовые разводы.　

— Вон там, — показала Рема туда, где зловеще кружили стервятники. Порой несколько приземлялось, и вместо них в небо взмывали новые.　

Точь-в-точь аэропорт, подумала Вэл, или окошко выдачи заказов в каком-нибудь «Макдоналдсе».　

Всю дорогу к кладбищу Рема держалась сзади, в тенях.　

— Разве ты со мной не пойдешь? — спросила Вэл.　

Девочка покачала головой.　

— Боишься?　

Малышка, не ответив, отвела взгляд и обшарила небо на востоке. Там еле виднелся Город с его стенами, башнями, минаретами и многолюдным похотливым сердцем.　

Маленькие ручки Ремы затеребили обтрепанный подол блузы. Она покачала головой, в глазах читалась мука.　

— Я не могу пойти с тобой.　

— Но мне нужно, чтобы ты показала... — Вэл осеклась, подумав о зрелище, которое придется вынести детским глазам. — Ладно, забудь. Я сама его найду.　

Рема, кивнув, описала, где искать тело, которое, как ей казалось, принадлежало Маджиду, и добавила, что оно близ края кладбища, под несколькими оливами. На Вэл она не смотрела, устремив взгляд в сторону Города. Вэл вдруг подумала, что никогда толком не видела девочку без вуали.　

— Слушай, подожди меня здесь. Если это Маджид, я его похороню, а потом вернусь за тобой.　

— Хоронить запрещено.　

— В смысле?　

— Нельзя его хоронить. Нельзя хоронить вообще никого. Запрещено.　

— Кем? Почему?　

— Запрещено, — повторила Рема с таким видом, словно Вэл самой следовало бы это знать. — Тела в Тупике должны быть использованы до конца. Вначале тупиковщиками, затем стервятниками. Ни похорон, ни могил. Турок против.　

— Но почему?　

Девочка отвернулась. Судя по решительному развороту плеч, расспрашивать дальше было бесполезно.

— Ладно я поняла. Никаких похорон. Но все равно подожди меня.

— Зачем?　

— Хочу попрощаться перед отъездом.　

Едва эти слова слетели с языка, как стала ясна их прискорбная неуместность, ведь ими Вэл дала понять, что не собирается брать Рему с собой.　

Девочка буркнула что-то невнятное.　

— Что ты сказала? — спросила Вэл.　

Малышка пнула камушки на тропе, вызвав мини-лавину.　

— Я сказала, что прощание не важно. Мне плевать, встретимся мы еще или нет.　

Она поплелась прочь.　

— Рема! Подожди!　

Рема перешла на бег. Вэл смотрела ей вслед, не пытаясь остановить. На мгновение накатила беспомощность, ощущение собственной неполноценности. Подмывало броситься за девочкой, но ради чего? Разве есть слова, способные все исправить? Или поступки?　

Вэл развернулась и пошла обыскивать кладбище.　

За считаные минуты сизый рассвет превратился в янтарное сияние, залившее полнеба. С приходом дня птицы стали медлительнее. В основном они сидели на скалах. Несколько стервятников дралось из-за лакомых кусочков, но большинство хранило неподвижность, напоминая погнутые лампы без абажуров застывшими силуэтами своих длинных тел с тощими ощипанными шеями. Вэл птицы провожали злобными, алчными взглядами.　

Большую часть кладбища ковром устилали кости. Обойдя ее по краю, Вэл увидела оливы, о которых говорила Рема, и с замиранием сердца нетвердым шагом двинулась к ним: боялась смотреть по сторонам и боялась не смотреть. Хуже всего были тела, среди которых приходилось идти. Многие за ночь пострадали от внимания стервятников и своим видом приводили в ужас. Кругом, как немое свидетельство переизбытка плоти, валялись вытащенные внутренности, не доеденные пернатыми на их расточительном пиру.　

Время от времени Вэл замечала трупы, поврежденные не птицами, а кем-то другим. Зияющие провалы, расположенные слишком аккуратно и симметрично, проходы, пропаханные в телах там, где не должно быть никаких естественных отверстий, причем, судя по размерам ран, их нанесли чем-то большим, чем клюв падальщика.

У некоторых мертвецов с разинутыми ртами отсутствовали все зубы. Крови было немного, так как зубы, похоже, удаляли уже посмертно, но на губах неизменно виднелись соплеобразные свидетельства, оставленные теми, для кого рот мертвеца послужил временным развлечением.

По предплечью Вэл поползла муха. Вторая села на штанину. Еще две облюбовали каплю холодного пота в ямке между ключицами.　

Мух становилось все больше. Скопившись, они повисли в воздухе как единое существо, живое, гудящее облако.　

Вэл поспешила дальше, затем обессиленно привалилась к первому, что ей подвернулось, — к оливе. Передохнув, она опустила взгляд и ахнула от неожиданности.　

— О боже!　

Перед ней лежало безупречное тело безо всяких признаков надругательства, жутко безмятежное в смерти. Волосы зачесаны назад, руки мирно сложены на голой груди, рот чуть приоткрыт, зубы нетронуты, розовый пирсингованный язык будто у живых.　

Симона выглядела в точности как в их последнюю встречу. Даже разнообразные металлические украшения все на месте, хотя большинство тел тщательно обчищали.　

— Симона, нет... — Приложив руку к застывшему лицу, Вэл ощутила прохладную резиновость кожи. Пробежала пальцами по шее любовницы и коснулась грудей, живота, с отвращением думая о том, как тесно порой связаны похоть и скорбь.