Заколдованный замок - Вера Крыжановская Страница 56

Однажды вечером, когда все в таборе спали, а Гарольд был в отсутствии, Мариам подошла к Амори, чинившему колесо. Обвив руками его шею, она сказала:

— Я люблю тебя, Сатанос, и хочу выйти за тебя замуж.

— Убирайся к черту, дура! Не смей меня трогать! — ответил тот, грубо ее отталкивая.

Но Мариам не оскорбилась таким обращением и продолжала:

— Ты глупо поступаешь, пренебрегая моей любовью. Я еще красива и знаю, что нравлюсь тебе. Кроме того, если я захочу, я могу дать тебе богатство и сделать тебя большим синьором.

Амори сначала расхохотался, как безумный.

— Брось эти глупости! Повторяю тебе: не подходи ко мне, старое чучело, или я разобью тебе зубы!

— Я знаю, кто твой отец и отведу тебя в твой родовой замок. Но сделаю я это только в том случае, если ты на мне женишься, — настойчиво возразила Мариам.

Эти слова мегеры пробудили в Амори целый рой уже побледневших и почти изгладившихся воспоминаний. Он смертельно побледнел и поднялся, дрожа всем телом.

— Значит, это не сон, — сказал он, — что я жил в замке и знал другую обстановку, кроме этого проклятого табора бродяг.

— Правда, правда! Твоя мать, знатная дама, укладывала тебя спать под шелковыми одеялами, — насмехалась Мариам. — Только если ты откажешься жениться на мне, ты ничего не узнаешь.

— Хорошо, я женюсь на тебе, но только тогда, когда ты мне все скажешь и мы будем в виду моего замка, — ответил Амори.

Цыганка согласилась и объявила, что табор завтра же отправится в путь, но что брак должен совершиться раньше, чем она передаст ему все документы.

Гарольд, без сомнения, следил за ними и подслушал этот разговор, так как на следующее утро, пока собирались завтракать перед отправлением в путь, он отвел Амори в сторону и сказал ему:

— Старуха обманывает тебя. У нее нет никаких документов, доказывающих твое происхождение, а брак с цыганкой не имеет никакого значения в глазах закона. Мариам только хочет добиться своей цели. Одно правда — ты сын богатого и могущественного синьора.

И Гарольд, движимый досадой и ревностью, рассказал Амори все, что знал о его прошлом.

Можно представить себе чувства несчастного юноши! Ярость и отчаяние при воспоминании о разбитой жизни отнимали у него рассудок. Гарольд испугался за последствия своих разоблачений и старался его успокоить. Только когда ему показалось, что к Амори вернулось его хладнокровие, они вернулись в табор.

Мариам была занята укладкой кое — каких вещей. Бледный и расстроенный молодой человек вошел в палатку и сел рядом с нею.

— Что с тобой, Сатанос? Какой у тебя нехороший вид! — нежно спросила она.

— Ничего, я хочу только поцелуем поблагодарить тебя за убийство моей матери и сестры и за мою разбитую жизнь, — ответил Амори, обхватив ее и крепко прижав к себе.

Затем выхватив с быстротой молнии из — за пояса нож, он вонзил его по самую рукоятку в грудь Мариам. Та с диким криком упала на землю. Но рана была смертельна и через несколько часов ведьма умерла.

Совершив это искупительное убийство, Амори объявил, что он покидает табор. Гарольд, сохранивший под суровой оболочкой цыгана относительно доброе сердце, дал ему лошадь и рекомендательное письмо к начальнику другого племени. Но молодой человек и не думал воспользоваться им. Бродяги с их кочующей жизнью внушали ему отвращение. Его умом овладела только одна мысль: вернуться в замок Верделе — его замок — найти отца, отравившего его мать и допустившего Мариам похитить детей, показать ему бродягу — сына, а затем своими собственными руками убить его.

Ужасный рассказ Амори о его посещении замка де Верделе произвел такое сильное впечатление на Анжелу и на меня, что моя дочь записала его как слышала.

Я нашел эти записки и много раз перечитывал их, а теперь имею печальную радость переписывать их здесь.

После тысячи всевозможных лишений и опасностей, — рассказывал нам мессир Амори, — я, наконец, добрался до Оверни и в один прекрасный вечер очутился перед замком. Забившись в чащу, я погрузился в созерцание массивного строения и стал обдумывать способ пробраться туда. Мой мозг был так возбужден, что я не мог рассуждать и мне даже не пришло в голову навести справки, кто теперь живет в замке. Я ни минуты не сомневался, что за этими зубчатыми стенами живет человек, которого я смертельно ненавидел.

В своем рассказе Гарольд упомянул о тайном ходе, при помощи которого удалось бежать Мариам. При этом он прибавил, что один из конюших отца, любовник этой презренной женщины, предупредил ее о смертном приговоре. В суматохе этого ужасного дня, ей легко было увести нас с собой. Этот тайный ход выходил недалеко от леса. Цыган так хорошо описал мне это место, что я легко нашел его. Когда настала ночь, я спустился в подземелье. Нелегко было мне ориентироваться, но, наконец, я нашел крутую и узкую лестницу, о которой говорил Гарольд. Я поднялся по ней и вышел в длинный освещенный коридор. Там стоял часовой. Я, как тень, направился к нему.

— Кто идет? — крикнул солдат, заметив меня.

— Смерть! — тихо ответил я и вонзил ему в горло нож.

Солдат упал, даже не вскрикнув, а я осторожно стал подвигаться вперед.

Отворив первую попавшуюся дверь, я очутился в зале, залитой мягким лунным светом. Сердце мое сильно трепетало, и я должен был прислониться к стене, чтобы не упасть. Эту залу я узнал. Теперь воспоминания неудержимым потоком стали всплывать в моей памяти. Эти ковры, висевшие по стенам, были мне знакомы, так же как и этот большой камин. Здесь у камина читал обыкновенно почтенный священник, а там, у окна, садилась в кресло с высокой резной спинкой красивая белокурая женщина. Она ласкала и целовала меня, а я играл, сидя у нее на коленях. По всей вероятности, это была моя мать. При воспоминании о ней слезы брызнули у меня из глаз. Но горе мое скоро превратилось в чувство острой ненависти и в жажду мести. Я выпрямился и осторожно пошел дальше.

Эта часть замка казалась совершенно пустой. Но вот я наконец проник в одну комнату, где увидел сгорбленного восьмидесятилетнего старика, читавшего большую книгу при свете двух восковых свечей. Я так и впился в него глазами.

— Это Феррари, бесчестный сообщник моего отца! — пронеслось у меня в голове.

Недолго думая, я бросился к нему и вонзил ему в спину свой кинжал.

Старик громко вскрикнул и упал на пол. На этот крик отворилась дверь соседней комнаты и из нее быстро вышел худой и бледный мужчина лет пятидесяти. Он был одет во все черное, я ни минуты не сомневался, что это был мой отец, и схватил его за горло.

— Смотри! — вскричал я, указывая на труп. — Я совершил правосудие над твоим бесчестным сообщником. Теперь узнай, что я твой сын, сделавшийся вором и убийцей! Ты тоже умрешь от моей руки!

Я хотел убить его, но он сильно отбивался. На шум нашей борьбы сбежались люди и меня схватили.