Чудовище Франкенштейна - Сьюзан Хейбур О'Киф Страница 53

— Оркнейские! — воскликнула Лили, поняв, что так влечет меня на север.

Следуя по пятам и шпионя за ним, я наблюдал, как он создавал ее — мою сестру, мою жену (наверное, точно так же создавал он и меня самого). И я видел, как он уничтожил ее. К чему подобная жестокость? Почему просто не остановиться, не наделять ее жизнью? Она же и так была мертва. Зачем уничтожать тело у меня на глазах, безжалостно разрубая его на части?

Он был бессердечен. Но чудовище — это я.

— Что же вы сделали? — спросила Лили.

— Я поклялся, что буду с ним в его брачную ночь, и сдержал слово.

Послышался долгий, тихий вздох. Лили спрятала лицо у меня на груди и часто задышала, будто была сильно расстроена. Успокоившись, она подняла глаза и невесомыми движениями погладила мое лицо, шрамы на щеках; легко закрыла мои глаза и обвела пальцем контуры губ.

— Там он оборвал вашу жизнь — ту, которая могла бы сложиться иначе. Отведите меня туда, на то самое место, Виктор, и я верну вам ее.

Осторожно обняв меня за шею, Лили притянула мое лицо к своему и поцеловала. Ее тонкие губы обветрились, потрескались и намокли от снега. Я жадно прижал ее к себе. Я хотел ее прямо сейчас — хотя бы потому, что завтра она могла опять возненавидеть меня.

Но, как я и ожидал, Лили сказала «нет» и попыталась отстраниться.

— Осталось всего несколько дней — какая разница?

— Не здесь, Виктор, — мягко настояла она, поцеловав напоследок. — Вы хотели провести свою брачную ночь там — там это и случится.

Кто эта женщина? Неужели она настолько странная, что ляжет со мной по собственной воле? Сойдет ли она с ума? Обязан ли я взять вину на себя?

И будет ли мне до этого дело, если она сдержит обещание?

19 декабря

Четыре дня не писал. Словно одержимый, стремлюсь на север. Один я добрался бы туда в мгновение ока, подгоняемый вожделением, но Лили слабеет, и приходится с этим считаться.

Завтра украду для нее коня.

21 декабря

С тех пор как Лили пообещала мне отдаться, она больше не признавалась в своих намерениях. Вечером, жаря кролика, которого, я знал, она точно стала бы есть, я решил справиться об ее самочувствии, чтобы понять, стоило ли мне на что-либо рассчитывать.

— Устала с дороги, — вздохнула она, поправляя заколку и откидывая назад волосы.

— Правда? Вы же гоните краденого коня вскачь.

— Я думала, возможно… — Она подыскивала слова, но потом сжала ладонь в кулак. — Я просто устала! Больше ничего не надо говорить.

— А можно было бы?

— Разве этого мало? — Она сощурилась. — Все дело в черве. Смотрите, как бы он не выманил у вас добычу раньше времени. — Она сдавила руками живот. — Только на минутку забылась, и вот вы снова напомнили об этой беде. Не волнуйтесь. Я по-прежнему с вами, не так ли? Тешите себя надеждой, будто знаете мою подноготную.

— Что? Вы солгали мне?

Она схватила меня за подбородок.

— Вы бы даже не поняли, будь это так: просто не позволили бы себе подобной роскоши. Я могу сказать что угодно, и вы мне поверите.

Наверное, она прочитала у меня на лице угрозу, и рука ее задержалась на подбородке. Теперь она заговорила мягким голосом:

— Глупенький Виктор. Доверьтесь мне: вера для вас целебна. Я вижу, как она расслабляет натянутые нервы, вероятно, принадлежавшие великолепной скаковой лошади. В конечном итоге я сделаю то, что захочу. Никто из нас не узнает, что именно, пока не настанет час. Поэтому просто верьте, и я буду верить тоже.

Гнев затопил мои жилы, точно вода — размытые вековые каньоны. Я заставил себя вспомнить: «Не судите обо мне по моим словам».

В это я и поверю.

И еще из дневника Уолтона:

Однажды я постиг жизнь. Осознал свое место на земле, и, хотя опускался все ниже и ниже, я понимал, что именно привело к моему падению, и еще лелеял надежду подняться.

Теперь я спрашиваю себя, кто я, что делаю, зачем, и ответ пугает меня: больше нет никаких «зачем» или «где». Исчез даже «кто».

25 декабря

— Какой нынче день?

Лили спрашивала меня об этом всю неделю, ее глаза загорались, а губы складывались в улыбку каждый раз после того, как я отвечал.

Сегодня, когда она спросила, я сказал:

— Двадцать пятое декабря.

Она захлопала в ладоши.

— Наконец-то! Веселого Рождества, Виктор!

— Рождество?

Я огляделся. Весь день аспидно-серые горы на сумрачном небе казались враждебными исполинами, которые тяжело двигались нам навстречу. Нас окружали вероломные болота: пузырящиеся топи, покрытые илом деревья, камыши и осока — каждая лужа таила в себе смертельную ловушку, скрывала трясину. Место было такое гнетущее, что даже я пал духом.

— Эх, Лили, — тихо сказал я, — в таких краях Рождества не бывает.

— Нет, Виктор, сегодня Рождество! У нас будет гусь, хлебный соус и брюссельская капуста! Сладкий пирог, печеные яблоки и пудинг на коньяке!

Скривившись, она схватилась за живот. Когда спазмы прошли, глаза ее вновь заблестели.

— А еще у нас будет рождественская пантомима! Для такого дня идеально подойдут «Пахари». Дети убивают Шута, но не волнуйтесь, — прошептала она, приложив палец к улыбающимся губам, — в конце он воскреснет. Затейливые костюмы и танцы с саблями, певцы и волынщики. Мы оба найдем что-нибудь для себя: там столько стихов, что под конец вы почувствуете себя ребенком, объевшимся бисквитов. А для меня есть персонаж по имени Веселый Червяк, который неожиданно запрыгивает на сцену и пугает зрителей.

Она запела:

Милости просим, Веселый Червяк,

Нам без тебя не поется никак!

Тантарадей! Тантарадей!

Ну-ка, милок, запевай поскорей!

— Тшшш. — Я взял ее за подбородок и провел большим пальцем по губам. — Отпразднуем позже, Лили. А пока что выйдем на твердую почву и сделаем привал: вам нужно отдохнуть.

По ту сторону болота я привязал коня, снял Лили с седла и посадил к себе на колени, чтобы она не замерзла на сырой земле. Лили прислонилась к моей груди и уснула. Я надеялся, что у нее изменится настроение, но, очнувшись, она очень тихо запела: «Тантарадей! Тантарадей!»

Мне хотелось прервать ее, но тогда бы эти слова остались в ней, разрастаясь и терзая, точно червь. Я позволил ей петь до изнеможения, и она снова заснула.

В этот раз после пробуждения Лили была уже спокойнее.

— Сегодня Рождество, Виктор. Оно наступает повсюду, где угодно. И у меня для вас подарок. — Она полезла за пазуху и достала косичку из длинных тонких стеблей. Один край был ровный, а второй еще не закончен: из него торчали стебли.