Лес тысячи фонариков - Джули Си Дао Страница 5

И вот наконец опять эта, шестая, карта: голова женщины, повернутая к зрителю затылком, без короны, со струящимися волосами, слившимися в темное пятно.

– Императрица, – выговорила Сифэн.

Сузившимися глазами Гума следила за племянницей, за тем, как та принимает свое будущее. Эта карта была главнее других, этот деревянный прямоугольник предсказывал истинную судьбу Сифэн. Это именно то величие, за которое ей придется заплатить.

Сифэн взяла карту и пальцами ощутила льющийся из нее поток энергии, но все еще колебалась, как будто ища в прядях и локонах женских волос подтверждения правдивости предсказания.

– Ты сомневаешься, – произнесла недовольная Гума.

– Нет-нет, – поспешно ответила племянница, чувствуя слабость под суровым взглядом тетки. – Я нисколько не сомневаюсь в могуществе магии. Просто… мне сложно вообразить такое будущее для себя.

– Значит, ты сомневаешься в моей способности объяснять послания духов?

Мало кто мог вскипать столь же мгновенно, как Гума, при малейшем подозрении на скепсис со стороны племянницы. Рот женщины исказил гнев, и она выхватила карту с Императрицей из рук Сифэн.

– Любая другая девчонка ноги бы мне целовала, предскажи я ей, что в один прекрасный день она станет императрицей всей земли Фэн Лу! Только ты плюешь мне в лицо своими сомнениями!

Она замахнулась на племянницу тонкой костлявой рукой.

Сифэн съежилась.

– Пожалуйста, тетушка, я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях! Если вы говорите, что я стану Императрицей, значит, так и будет.

Ее слова немного успокоили Гуму, хотя уголки ее рта все еще оставались опущенными. Она выровняла карты в угрюмом молчании, которое, как хорошо было известно Сифэн, могло затянуться на несколько дней, если тетка захочет ее хорошенько наказать.

– Я просто привыкла жить так, как мы живем. Мне трудно представить себя в окружении слуг, в шелках, вроде тех, которые мне приходилось вышивать для богатых заказчиков. Только и всего.

– Карты всегда нам предсказывали, что судьба приведет тебя в Императорский Дворец, – Гума стиснула зубы. – Иначе зачем мне было тебя учить поэзии и каллиграфии? С какой стати я бы стала посвящать тебя в историю нашего мира и в государственную мудрость царей? Другие женщины мечтают о теплом доме и толковом муже для своих дочерей. Я же мечтаю о том, что ты будешь жить рядом с Императором, и вот что получаю в ответ. Ты мне не веришь!

Сифэн молча слушала разглагольствования тетки. Будь она посмелее, попросила бы Гуму взглянуть на предсказания еще раз. Может быть, карта означала, что она будет прислуживать Императрице, а вовсе не станет ею. Это больше похоже на правду, да и звучит гораздо менее пугающе. К тому же это бы объяснило, как Вэй сможет остаться частью ее будущего – возможно, жертва означала для нее всего лишь отказ от привычной жизни, а не от него.

Тем не менее затянувшееся молчание Гумы лишало Сифэн храбрости. Да и едкий запах курений вызывал у нее слабость, так что не хотелось спорить. Глаза слезились от дыма, но, сморгнув, она внезапно заметила еще на одной карте каплю не до конца впитавшейся крови.

– Гума, тут есть еще седьмая карта.

– Не будь дурочкой. Их всегда бывает только шесть, а на этой слишком мало крови, чтобы она была твоей.

Однако она явно была заинтересована, и Сифэн перевернула карту рисунком кверху.

На ней был изображен худощавый юноша в крестьянской одежде, почти мальчик, бледный и неестественно хрупкий. За спиной он нес котомку, а глаза его были устремлены на звезды над головой. Он так сосредоточенно вглядывался в небеса, что не замечал, что одна нога его повисла над обрывом.

– Что это значит? Кто этот юноша? – у Сифэн закружилась голова. Она почувствовала, что может упасть со стула, и ухватилась за край стола, чтобы удержаться.

Жесткий взгляд Гумы остановился на карте. Молча и сосредоточенно она перевернула карту. Капля крови исчезла, как будто ее и не было.

– Это Шут, карта, сулящая неисчерпаемые возможности. Мальчик означает удачу.

Дрожь возбуждения пробежала по спине Сифэн. В этом мускусном тумане вдруг показалось, что в жизни нет ничего невозможного. Еще мгновение назад она сомневалась в правдивости теткиного прочтения карты с Императрицей. Однако теперь она не могла понять, как можно было не поверить. Их гадания всегда включали в себя только шесть карт, но cейчас ей было даровано семь. Несомненно, сами боги подавали ей знак. Женщина, изображенная на деревянной дощечке, – это была она, и никто иной; это был ее собственный силуэт.

– Духи покровительствуют мне, – сказала она сонно.

Но резкий голос Гумы опроверг ее открытие.

– Это не твоя удача… чья-то еще. На этой карте нарисован незнакомец, рожденный под счастливой звездой.

Теперь она пристально разглядывала отодвинутую карту с таким выражением, будто Сифэн была в чем-то виновата.

– Кто-то замыслил дурное против тебя, против всего, к чему мы стремимся.

Сифэн вновь вгляделась в лицо юноши, и внутри у нее все сжалось. Художник наделил его такими длинными ресницами. Подобно кронам деревьев они отбрасывали тень на его лицо. Интересно, если он снимет шляпу, будут ли его струящиеся волосы столь же прекрасны, как ее собственные?

– Скрытый враг, – вымолвила Гума, и казалось, что эти слова произносят не ее губы – будто они исходят от самой карты. Гума замерла.

– Змея в траве. Сумрачный мир пещеры.

Комната поплыла, и перед глазами Сифэн закружились образы: море колышущейся желтой травы и тревожный образ змеи, напоминающий чернильный штрих на бумаге. Она скользила ко входу в пещеру с невыразимой грацией, будто темный шелк свивался вокруг манящей мужской руки.

– Змеиный бог, – пробормотала Сифэн, в то время как змея принимала облик худощавого, неестественно высокого мужчины. – Истинный бог для нас всех.

Внутри нее звучал голос, мягкий, нежный и очень знакомый, тот, что слышался ей столько раз, где-то на периферии ее сознания, но не так отчетливо, как сейчас.

– Луна льет на нас свой свет, возлюбленная…

Образы смешивались у нее в голове, но краем глаза Сифэн все-таки могла видеть Гуму, упавшую на колени, простершую руки в молитве… или в мольбе о прощении.

Что-то ворочалось у нее в груди. Ранее, когда девушка увидела Нин, глазевшую на Вэя, она почувствовала клокочущую внутри ярость, но сейчас это было что-то совершенно новое: ленивое, удовлетворенное самолюбование; Сифэн чувствовала себя так, будто нежилась в солнечных лучах. Закрыв глаза, она даже могла наблюдать, как, извиваясь спиралью и сворачиваясь в кольца, существо проникает в ее грудную клетку.

– Прими в свои объятия вечную ночь, – нежно произнес голос.

– Оставь ее, – прошипела Гума с того места, где она все еще стояла на коленях. – Не отнимай у нее жизнь!